— Женя, дай пройти. Меня ждут.
— Нет, серьезно роман? Ну-у-у, поздравляю, — он хлопнул себя ладонями по ляжкам. — А ты тихушница. Кто бы мог подумать, что решишься на такое.
— На какое?
— Да ладно тебе, — глубокомысленно отмахнулся Женька. — Я тебя очень даже понимаю. Там не мальчик, а сказка, я б его сам за попку укусил. Ох, перемоют тебе наши горгоны косточки. Слу-ушай, а он кто? Мордаха такая сладкая… Где зацепила-то, мать?
— Болтал бы ты меньше, Евгеша, цены б тебе не было, — в сердцах сказала она и, оттолкнув его, наконец-то выбежала из гримерной.
Ну вот, через полчаса весь театр будет в курсе, что у нее роман! Пролетев вихрем по извилистому коридору, Ирина мельком пожалела о своей привычной, стабильной жизни, которой пришел такой безрадостный конец, подслащенный, правда, подвернувшимся романом, и сама ужаснулась тому, как подумала про Димку.
И все-таки будут говорить… Неприятно-то как!..
Вытряхнув из головы ненужные и довольно опасные мысли, она выскочила на крылечко, где стоял герой ее романа и ожесточенным матом крыл невидимого собеседника. Увидев Ирину, он зло буркнул в трубку отрывистое: «Перезвоню!» — и принужденно улыбнулся жалкой, заискивающей улыбкой.
— Что-то случилось? — тревожно спросила она.
— Да у нас опять с аппаратурой траблы. Эти полудурки вчера забрали из клуба не наш динамик, да еще и поцарапали его чуток, а сегодня это обнаружили. Ну и… кабзда, одним словом. Останемся мы без денег.
— И что?
— Никто не хочет ехать извиняться. С Надеждой лично я договаривался, так что придется мне.
Ей вдруг померещилось, что звонила Вера и именно к ней он едет, чтобы умаслить, договориться. Ирина почувствовала дикую ярость и большим усилием воли придала лицу приветливую улыбку, получившуюся так скверно, что Дима спал с лица.
— Ир, ты чего? Мне правда надо ехать, но я быстро. Часа через полтора буду.
— Да я все понимаю, — милостиво согласилась она. — Езжай.
— Я быстро. Туда и обратно.
— Да не торопись, я сейчас переоденусь и на занятия поеду. Забыл, что у меня сегодня школа?
— Забыл, — покаянно согласился он. — Пойдем такси ловить. Надежда там, говорят, рвет и мечет.
Такси по причине утреннего застоя поймали довольно быстро. Сперва водитель отвез Ирину, и уже выходя, она услышала Димкин сварливый голос:
— А сейчас в «Парк-Хаус». Только надо круг сделать до Карла Маркса и кое-кого там подобрать…
Значит, все-таки дело в этом динамике. Ирина совершенно успокоилась и пошла к калитке. Она уже подняла руку к кодовому звонку, как услышала визгливый срывающийся голос:
— А ну-ка подожди! Поговорить надо!
Ирина обернулась с перепуганным лицом, но потом мимические складки разгладились, а левая бровь взметнулась вверх в презрительном внимании.
— Да?
Сволочь! Какая гадина!
Наталья задыхалась от быстрого шага и злости, а тут еще Аленка висела на руке кулем и тянула в сторону, капризничая и поскуливая. С утра они благополучно проспали, собирались в дикой спешке. Дочь капризничала и упорно не желала надевать приготовленные с вечера вещи, потому что какому-то мальчику приспичило все время задирать ей юбку. Аленка просила брюки, а гладить их с утра матери было лень. Усилия успеть вовремя в конечном итоге ни к чему не привели. В детском садике ни с того ни с сего объявили карантин, вот и пришлось тащить ребенка обратно.
Уже перед домом она увидела знакомую фигуру, несущуюся по тротуару, словно мифический Бэтмен. И даже полы черного пальто развевались, как крылья летучей мыши. Наталья, охваченная внезапной злостью, ускорила шаг так, что дочери пришлось бежать, и та тихонечко захныкала, что предвещало скорый рев, могучий и громогласный.
Бежать на каблуках было неудобно, да еще и заметенный снегом асфальт превратился в каток. На углу дома, прямо перед ступеньками, ведущими к переходу, образовалась длинная ледяная дорожка. Наступи на такую — сверзишься вниз, прямо под колеса. Хоть бы кто песком посыпал!
Наталья поняла, что через мгновение эта стервозная баба откроет калитку и скроется в подъезде, и возможность раз и навсегда расставить точки над «i» будет упущена, и прибавила скорости. Наверняка со стороны она выглядела нелепо, в распахнувшейся шубке, съехавшей набок шали и с ребенком на буксире, но ей было плевать.
Остановившись перед Ириной, она зло дернула Аленку за руку, поставила рядом с собой и, злясь из-за своего растрепанного вида, решительно повторила:
— Поговорить надо.
Холеная стерва смотрела с высоты своих каблуков и беспощадно ухмылялась. Пришла даже мысль: не броситься ли в драку? Выдрать ей волосики да чавку начистить, как в школе, вот тогда бы та покудахтала на своем Лебедином озере.
В школе Наталья была боевой и постоянно дралась, в основном за парней, на заднем дворе, после дискотеки. Из драк почти всегда выходила победительницей, поскольку девчонки ее побаивались. Ничего девчоночьего в ее схватках не было. Она дралась как мальчишка, стараясь угодить противнику маленьким кулачком в нос, глаз или скулу.
Да, было время…
Однажды нарвалась на соперницу, равную себе. Точнее, это она так придумала, что равную, поскольку та была выше, крупнее и не боялась никого и ничего. Наталье показалось, что соперница положила глаза на ее парня, и вызвала зарвавшуюся выскочку «на разговор».
Разговор прошел с разгромным счетом 1:0.
Она не любила вспоминать, что та девчонка не стала долго слушать, а со всего размаха дала в зубы, разбив губу, а потом, сбив с ног, долго пинала ногами, закованными в модные сапожки. Наталья пыталась отбиваться, но потом просто лежала, подтянув колени к подбородку, закрывая лицо руками. Самым страшным было то, что обе не издали ни одного звука. Девчонки, вызванные в качестве моральной поддержки, визжали, а две гладиаторши мутузили друг друга в молчании, коротко выдыхая под нос.
После того случая Наталья даже попыталась с соперницей подружиться, так сказать, признав в ней ровню, но та дружбы не приняла, смотрела снисходительно, как овчарка на дворовую моську.
Примерно так же, как эта… лебедица, чтоб ей сдохнуть!
Презрительный взгляд Ирины пронизывал с ног до головы, и Наталья почему-то не отважилась наброситься на нее. Вместо этого она стала судорожно запихивать под шубку выбившуюся шаль и нервно поправлять волосы. Аленка, как только мать отпустила ее руку, немедленно плюхнулась на попу, наморщила нос и даже приготовилась зареветь, но потом передумала, неуклюже поднялась и встала рядом, с интересом поглядывая на ледяную дорожку, идущую под уклон.
— Я тебя по-хорошему прошу, — зло сказала Наталья. — Оставь меня в покое.
Ирина снова шевельнула бровями, сведя их на переносице.