Тем же вечером в кафе «Пион», за тем же столиком, где накануне своей гибели сидела Алина и ее раскрашенная визави, пили кофе две женщины. Обе чувствовали себя неуютно. Стриженая брюнетка нервно поглядывала на часы, рыжая клоунесса напряженно озиралась.
Принимая у них заказ, официантка слишком пристально вглядывалась в последнюю.
– Чего она на тебя вытаращилась, Светка?
– Вид у меня такой… эксклюзивный, – нервно передернула плечами декораторша.
– Зачем звала?
– Алина Кольцова умерла, – вполголоса сообщила Светлана. – Слышала? Она позировала Артынову.
– Я знаю, – кивнула Ложникова.
– Это уже не совпадение, это – тенденция! Артынов в бешенстве.
– Ему жалко натурщицу?
– Дело не в ней. Картину украли! Кто-то забрался в мастерскую и стащил «Джоконду»!
– Да ты что? – всплеснула руками Эмилия.
– Сема звонил мне, вопил в трубку так, что я чуть не оглохла. Требовал вернуть полотно. Он же псих. Вообразил, что я решила отомстить ему и сперла картину. Окончательно съехал с катушек.
– Съедешь тут…
– А ты ему посочувствуй, – разозлилась Светлана. – Пожалей несчастного художника, которого лишили его шедевра.
– Слушай, ну… его можно понять. Он столько трудился, писал…
– Леонардо да Винчи писал Мону Лизу несколько лет, а Сема за три сеанса намалевал! – возмутилась бывшая жена. – Трудился он! Ему голые бабы белый свет застили, вот что. Он и Джоконду умудрился раздеть. Маньяк!
– Тише ты…
Официантка принесла дамам горячий шоколад и торопливо удалилась. Ее мучил вопрос, куда подевалась визитка с номером телефона красавца-брюнета. Вроде бы она сунула визитку в кармашек, а потом…
Девушку подозвали посетители, она закрутилась, забегала по залу. Но мысль о телефоне не шла у нее из головы.
– Я тебе чего сказать-то хотела, – перешла к делу Светлана. – Ты, Ложникова, гляди, не попадись к Семе на крючок.
– В смысле?
– Это, конечно, меня не касается, – замялась декораторша. – Ты только не подумай, что я ревную. Ничего такого, клянусь.
– Не крути, Светка, говори прямо.
– В общем… Сема собирается просить тебя позировать.
Ложечка для шоколада выпала из холеных пальцев Эмилии и звякнула о блюдце.
– Что-о?
– Понимаешь… – ерзала на стуле Светлана, – он, наверное, сообразил, что после Алины к нему никто не пойдет, а руки-то чешутся. Он уже раскатал губы насчет продажи «Джоконды», а ее… фьють! – стащили. Сема от своего отступать не любит. Он упертый. Будет тебя уговаривать по старой памяти, чует мое сердце.
– Почему же именно меня? – сдерживая дрожь в голосе, осведомилась бывшая натурщица. – Мало ли других, помоложе?
– Артынова вдохновляет один и тот же женский тип. Ему абы какая модель не подойдет.
Эмилия принялась за шоколад, не ощущая его вкуса. Слова Светланы зажгли ее кровь, но она не хотела в этом признаваться даже себе.
– Я не блондинка, – вздохнула она. – И стройности годы поубавили. Вряд ли Артынов захочет…
– Захочет! Захочет! Он уже намекал.
– Ах, намекал?
– То-то и оно, – перешла на шепот Светлана. – Иначе бы я к тебе с разговорами не приставала. Я… боюсь за твою жизнь.
– С каких это пор?
– Что между нами было, то быльем поросло.
– А признайся, Светка, ты ведь ревновала ко мне Артынова?
Если бы не толстый слой тонального крема, декораторша покраснела бы. Ее спас обильный макияж.
– Ревновала, – смущенно вымолвила она. – Как всякая жена ревнует мужа к его первой любви. Не конкретно к тебе, Эми. Но теперь и это прошло. С Семой что-то происходит. Я посчитала своим долгом предупредить тебя. Ты, конечно, поступай как хочешь…
– Дважды в одну и ту же реку не войдешь, – покачала головой Ложникова. – Артынов заблуждается, если надеется поймать меня снова в старый силок. Он преподал мне жестокий урок, и я его усвоила.
– Смотри. Я не могла не сказать тебе, что… в общем, ты сама все знаешь. Алина погибла не случайно… то есть, случайно, однако…
– Случайно, не случайно, – перебила Эмилия. – Мне все равно. Я Артынову позировать не стану. Пусть хоть на колени падает. И не потому, что боюсь. Я ему ничего не простила!
– Сердце не камень, – криво улыбнулась Светлана.
В кухне, где готовились к подаче заказанные блюда, стояла девушка, которая обслуживала художницу и ее элегантную приятельницу. Она отыскала-таки номер мобильного телефона журналиста и звонила ему, чтобы сообщить: та самая женщина-вамп опять сидит за тем же самым столиком, только с другой.
Журналист не отвечал…
Лавров онемел. Венера стала еще прекраснее, чем была. Гениальность Артынова теперь не вызывала у него сомнений. Он глаз не мог оторвать от Венеры, написанной художником с ныне покойной Ольги Слободянской.
– Она великолепна, – заметила Глория и повернулась к хозяину. – Я вас понимаю, Михаил.
– Правда? Алина вот не поняла. Она закатила настоящий скандал…
Лаврову казалось, что раковина, на которой стоит богиня любви, слегка покачивается на морских волнах и в пустом гулком зале веет запахом моря и весенних цветов. Сияющее тело Венеры, словно в 3D эффекте, было объемным и выступало из плоскости. Еще миг, и она задышит, зашевелится…
Он провел рукой по лицу, стряхивая наваждение. Венера обожгла его насмешливым взглядом. Что, мол, струсил?
– Я бы с ней тут на ночь не остался, – невнятно пробормотал Роман.
Кольцов завороженно застыл перед Венерой и не расслышал его реплики. В отличие от Глории.
– Тебе никто и не предлагает, – засмеялась она. – Тебя другая ждет.
Он насупился и промолчал. Не хватало еще поцапаться в присутствии хозяина дома.
– Алина была ужасно недовольна моим приобретением, – признался спортсмен. – Я надеялся, она смягчится, и мы придем к единому мнению.
Странно, но хмель его по пути к «Венере» почти выветрился. Молодого человека охватила эйфория. Неуместная – ибо он должен был бы пребывать в трауре.
– У этой картины потрясающее воздействие, – заявил Кольцов. – Кажется, можно оторваться от земли и взлететь. Высоко-высоко!..
– Падать будет больно, – осадила его Глория.
Сама она испытывала совершенно иные чувства. Венера-Ольга падала с восьмого этажа, и Глория проделала этот путь вниз вместе с ней. Ощущение не из приятных.