– Холодно тут у тебя. Будто в могиле.
– Странно, – прищурился художник. – Камин включен. Но меня тоже знобит. Надо согреться.
Артынов подошел к ней, взял за подбородок и, не мигая, уставился в ее глаза. Посмотрел и… отпустил. Включил кофеварку.
– Будешь кофе?
– Нет, не хочу, – вспомнила она наставления Лаврова.
– Составь мне компанию. Один не пью.
– Что это за звуки? – не выдержала Эмилия и направилась в угол, где стояла накрытая клеенкой емкость. – Можно взглянуть?
– Изволь.
Артынов с удовольствием наблюдал, как она приподняла клеенку и в ужасе отпрянула. В кастрюле, полуживой от нехватки воздуха, находился черный петух со связанными лапами.
– Перережь ему горло, – с этими словами художник приблизился и протянул натурщице большой, остро наточенный нож. – Это должна сделать ты.
– З-зачем?..
– Так надо.
– Обряд «вызова смерти»? – догадалась она.
– Ты всегда была не по-женски умна, – осклабился Артынов. – Давай, сделай это. Не хочешь пить кофе, попробуем живой крови…
* * *
В тот вечер опять валил мокрый снег. Лавров сидел в машине, ожидая Эмилию и насвистывая свой любимый мотивчик про тореадора, которого обожают женщины и ждут на арене разъяренные быки.
Рафик признался ему в несанкционированном визите в мастерскую Артынова и получил на орехи. Его неожиданная встреча там со Светланой косвенно подтверждала версию Лаврова, что у «вампирши» рыльце в пушку. Он, в отличие от Рафика, не поверил ни одному ее слову. Декораторшу привело туда не желание поговорить с мужем, а что-то другое. Сыщик предполагал худшее.
Сегодня он последний раз дежурил у дома с мансардным этажом, но почему-то не радовался этому. Больше сеансов не будет, следовательно… в любой момент натурщицу может настигнуть непредсказуемая гибель.
– Я отвечаю за нее, – пробормотал он и посмотрел на часы. – Пора бы ей выйти.
Прошли несколько томительных тревожных минут, и Рафик вывел Эмилию из парадного. Слава богу.
Они подошли к машине. Эми трясло, у нее зуб на зуб не попадал.
– Этот мерзавец заставил ее резать петуха, – возмущенно доложил Рафик. – Обрызгал женщину кровью с ног до головы. Маньяк чертов! Пойду поговорю с ним. Выскажу все, что я о нем думаю. Извращенец!
– Ни в коем случае, – возразил Лавров. – Возвращайся к себе и продолжай следить за ним. Что будет делать, куда пойдет.
– Я и так знаю, что он будет делать. Колдовать вокруг портрета, шаманить и произносить заклинания. Он же псих, Рома! Конченый маньяк!
– Ну-ну, не пугай Эми, она и так боится.
– Б-боюсь, – выдавила она. – Видели бы вы его…
– Ты правда резала петуха? – усомнился Лавров.
– Он меня вынудил. Сказал, что иначе не отдаст фотографии.
– Кстати, где они?
Она достала из сумки конверт со снимками и показала ему.
– Пленки Артынов при мне уничтожил. Сжег и побрызгал сверху петушиной кровью.
Ее передернуло. А Рафик аж подскочил с возгласом:
– Его самого прирезать надо! Подонок! Животных мучает! Ничего, я с ним разберусь!
– Остынь, старик, – рассердился Лавров. – Мне нужна твоя помощь и трезвая голова.
Художник с трудом успокоился. Он набрал в ладони снега и прижал к пылающему лицу.
– Ладно. Можешь на меня рассчитывать.
– Возвращайся и следи за Артыновым. Докладывай мне о каждом его шаге.
– Хорошо, – буркнул Рафик. – А ты куда?
– Отвезу Эми домой и буду на связи. Надеюсь, ничего непредвиденного не случится.
Художник помахал им рукой, повернулся и зашагал прочь. Его поглотила снежная мгла. У входа в парадное Рафику почудилось, будто за ним кто-то крадется. Он оглянулся, но ничего не увидел, кроме мелькающих в черноте хлопьев…
По просьбе Эмилии Лавров сначала привез ее в свою квартиру. Она хотела привести себя в порядок и успокоиться.
– Что я скажу Метелкину? – бормотала она, замывая капельки крови, попавшие на джемпер. – Господи, во что я вляпалась? Рафик прав, этот Артынов – чудовище. Он просто больной! Какой я была дурой, что связалась с ним! Что я понимала десять лет назад? Глупая доверчивая девчонка. Он меня загипнотизировал своими байками, мерзавец!
Роман налил ей коньяка и заставил выпить. Эми закашлялась. Она быстро опьянела и потребовала еще.
– Хватит. Тебя муж дома ждет.
– Скажу, что с подругой выпили за ее здоровье.
– Где? В больнице?
– Думаешь, в больнице не пьют? Кстати, Артынов настойчиво предлагал мне кофе, но я отказалась.
– Молодец.
– А петуха мне все-таки пришлось резать, – всхлипнула Эмилия. – Скотина Артынов! Как он мог?
Она сгребла фотографии в кучу и попросила у Лаврова спички.
– Хочу сжечь эту гадость. Пусть все г-горит синим пламенем…
– Клади сюда.
Снимки отправились в металлическую мойку, и Роман поджег их. Бумага, покрытая слоем глянца, занялась не сразу. Потянуло вонючим дымом.
– Плохо горят, – заметила Эмилия, сглатывая слюну. – Открой окно.
С улицы в кухню налетели из темноты крупные снежинки, они падали на подоконник, на стол и таяли, превращаясь в капли воды.
– Тебя огорчила бы моя смерть? – жалобно спросила она. – Скажи честно.
– Об этом рано говорить.
– Рано? Алина тоже рассчитывала еще пожить!
– С тобой все будет в порядке, – сказал Лавров, пытаясь придать голосу уверенность. – Отвезу тебя домой, выспишься, и завтра все покажется тебе дурным сном: Артынов, портрет, черный петух и прочая ерунда.
Он поглядывал на коньяк, но не пил. Садиться за руль под градусом не в его правилах.
Эми потянулась к бутылке, он перехватил ее руку и поцеловал. Такой расстроенной, упавшей духом он ее видел впервые. Гостья нуждалась в утешении и сочувствии.
– Налей мне, – попросила она.
– Уже поздно, – мягко произнес он. – Пора ехать.
– Ты веришь в черную магию?
– Нет. И тебе не советую. Выбрось это из головы.
– Не могу, – с надрывом вымолвила Эмилия.
– Забудь. Все будет хорошо, я тебе обещаю.
– Обещаешь? – она прижалась к нему и обвила его шею руками.
Он дышал ее духами и ощущал частое биение ее сердца. Жасмин, приправленный страхом. Женщина на грани истерики. Только не сейчас, не здесь.