Светлана зашевелилась, глубоко вздохнула. Видимо, ей надоело изображать беспамятство, и она решила подать признаки жизни.
– Пришла в себя, – констатировала Эмилия, оскорбленная обидным намеком.
– Пусть не надеется меня растрогать, – злобно заявил он. – Деньги на бочку, и карта памяти ваша. Иначе…
– Что… со мной… – прошептала художница, прерывая его.
– Хватит ломать комедию! – вызверился «шантажист». – Я стреляный воробей. Меня на мякине не проведешь. Сначала деньги, потом стулья.
– Ты жестокий, – не скрываясь более, упрекнула его Ложникова. – Ты ничем не лучше Артынова, который всех использовал.
Бледное лицо Светланы слегка порозовело, но она еще не оправилась от обморока. Лавров исподволь поглядывал на ее сумочку. Надо бы обыскать, да повода пока что нет. Безразмерный сарафан декораторши тоже вызывал у него опасения: под ним можно было спрятать все, что угодно. Не поболтать же она явилась?
Эмилия провела дрожащей рукой по лбу.
– Мне самой нехорошо…
– Вы тут еще лазарет устройте! – злился Лавров. – Скажите, что я вас довел! Какого черта? Я с вами возиться не собираюсь. У меня дела. Поговорили, и будет. Я вас не задерживаю.
– Рома…
– По домам, милые барышни! – отрезал он. – Проводить?
– Сделай нам кофе хотя бы, – попросила Эми. – Мне жутко не по себе. И Светлана еще очень слаба.
В ее голосе звучало разочарование. Благородный рыцарь на глазах превращался в чудовище. Жадное и беспринципное. Опять она обманулась в мужчине, опять ошиблась.
Художница продолжала сидеть, откинувшись на спинку дивана и тяжело дыша.
Лавров смерил ее скептическим взглядом. Оставить женщин в гостиной одних, а самому идти на кухню было бы опрометчиво. Светлана такой возможности не упустит. Он же потеряет инициативу, что в данной ситуации смерти подобно. В прямом смысле слова.
Барышень стоит разъединить.
– Я не умею варить кофе, – признался он. – Могу сделать зеленый чай.
– Лучше кофе, – возразила Эмилия. – Светлане надо взбодриться. У нее, вероятно, давление упало.
– Тогда иди и занимайся этим сама. Вода в кране, а кофе в шкафчике. Держу для гостей.
Бывшая модель встала и горделиво расправила плечи. Удары судьбы следует принимать с достоинством. Лавров оказался не тем, за кого себя выдавал. Ну да ей не привыкать.
– Вы… преступник, – обвинила его Светлана. – Вы не имеете права… укрывать убийцу.
– А ты прочитай мне мораль! – осклабился он. – Давай, поучи меня, как жить!
Внезапно в его сознании снова всплыла фраза хоккеиста Кольцова: «Запишешь мои слова на чертов диктофон…»
Это все поставило с ног на голову. Недостающий элемент в цепочке фактов занял свое место, и многое прояснилось. Лавров онемел и невидящим взглядом уставился на художницу. Так прошла минута, другая.
– Я осел! – вырвалось у него. – Баран. Тупица. Кретин безмозглый.
– Что?
– Я отдам вам карту памяти, если вы выполните мое условие…
* * *
Павел Майданов оставался в Москве. Неодолимая сила влекла его к дому, где был убит художник Артынов. Больное любопытство взыграло, либо нечто иное, темное и неподвластное его воле, заставляло молодого человека возвращаться к дому с мансардой и незаметно наблюдать за происходящим.
Костюм клоуна Павел, переодевшись, выбросил в мусорный контейнер. На всякий случай. Лавров-то вроде ему поверил, отпустил с миром. Но с полицией лучше не шутить. Те если поймают, не отцепятся. А ведь он наследил в мастерской Артынова. Надо полагать, там не только его следы, но кто станет разбираться?
Ему крупно повезло, что он попался Лаврову, а не полицейским. Те бы и слушать ничего не стали. Повязали бы, и дело с концом.
Павел до сих пор не мог поверить, что так легко отделался.
У знакомого ему парадного дежурила парочка журналистов в надежде раздобыть для своих изданий эксклюзивную информацию. Они замерзли и по очереди согревались глотками спиртного из мельхиоровой бутылочки. Журналисты вяло переговаривались, но до Павла долетали только невнятные звуки.
Он тоже был бы не прочь выпить, да где там. От одного взгляда на бутылочку желудок свело и потянуло на рвоту.
– Кранты тебе, Пашка, – прошептал он. – Теперь ни капли в рот не взять, до гроба. Сглазила тебя красивая колдунья. Приворожила.
Он вспомнил бездонные зрачки Глории и услышал ее голос у самого уха:
– Вот так встреча! Уж не меня ли ты поджидаешь, соколик?
Павел дернулся, как ошпаренный, хотел обернуться, но все тело налилось свинцом, шея задеревенела, а ноги приросли к земле.
– Что ты тут забыл? – спросил женский голос, похожий на переливы волшебной дудочки, которой крысоловы заклинают крыс.
– М-мм-ммм… – промычал Павел.
– Ты хоть раз слышал эту дудочку? – засмеялась Глория. – Фантазер!
Это, без сомнения, была она. Кто еще мог прочитать его мысли?
– Вы следили за мной?
– Я знала, что найду тебя здесь, – отозвался голос. – Тебе не по кустам прятаться надо, а ехать домой и молиться. Свечки ставить за упокой души художника Артынова.
– Я за сестру хотел отомстить.
– Врешь ты все. Скука тебя одолела. От скуки люди глупости делают.
– Не вру, – обиделся парень. – Это из-за вас Алина погибла. Вы же знали, что она умрет! Почему вы ее не предупредили? Почему не спасли?
– Я не спасатель.
– Артынов с чертом спутался, потому его и прирезали. Я видел! Я когда тряпку приподнял, которой он был накрыт, чуть коньки не двинул. Бросил все, и бежать. А там этот ваш…
– Лавров, что ли?
– Ну да… поймал меня и давай колоть. Ты, мол, художника замочил. А я его пальцем не трогал. Не успел. До меня управились.
Глория одобрила поведение своего помощника.
– Молодец, Рома. Не подвел.
Журналисты у парадного насторожились и начали поглядывать в сторону кустов, где происходила эта странная беседа.
– Идем отсюда, – прошептала Глория и потянула Павла за рукав, увлекая за собой. – В машине поговорим. Зябко тут.
Санта сидел за рулем «аутлендера» и ворчал:
– Столько соли на дорогу насыпали, что никакая резина не выдержит, никакой металл. После каждой поездки автомобиль мыть надо.
– Заедем на мойку, – успокоила его Глория, располагаясь рядом с Павлом на заднем сиденье.
– Это ты, злодей? – повернулся к нему Санта. – Опять натворил чего?
Парень насупился и промолчал. Великан кивнул, словно получил ответ, и включил зажигание.