— Как ты собираешься это сделать? — удивился он.
Девушка улыбнулась в ответ:
— Очень просто, — проще уж действительно некуда.
Юля быстро расстегнула и скинула подаренную отцом полярную куртку, стянула через голову свитер. Макс очумело смотрел на нее, но когда она начала расстегивать ватные штаны, все-таки не выдержал:
— Постой, ты что, собираешься раздеться догола?..
Понял наконец. Юля залилась краской, но не прекратила своего занятия. Все-таки в столь бесшабашном, отчаянном поступке была своя манящая привлекательность.
— Одежда будет здорово мешать, — глядя в пол, чтобы не встречаться с Максимом глазами, ответила она.
Макс на какое-то время даже дар речи потерял от ее вызывающей храбрости. Во всяком случае, Юле хотелось, что причина его затянувшегося молчания была именно в этом. Наконец зверобой прочистил горло и велел Борису и Катерине:
— Отвернитесь.
Юля как раз избавилась от поддетых под штаны леггинсов, и теперь стояла на заледеневшем бетонном полу в одних носках, майке и трусиках, так что требование Максима оказалось весьма своевременным.
— Да ладно… — начал было Борис, но Макс перебил его.
— Отвернись!
Несостоявшийся жених не посмел ослушаться и отвернулся к стене вслед за Катей, хотя ей-то, как лечащему врачу, к тому же женщине, посвященной в тайны интимной жизни своей помощницы, этого можно было и не делать. Юля с благодарностью посмотрела на Максима и стащила майку (ее и так-то невеликая грудь от холода сморщилась еще сильнее, так что похвастаться перед любимым оказалось нечем), потом взялась руками за трусики, но в последний момент передумала. Она от кого-то слышала или где-то читала, что самая неудобная часть тела — это голова. Значит, если голова протиснется между прутьями, то остатки одежды ей не помешают.
Снимать больше было нечего, и Юля повернулась к решетке. От сковавшего тело холода вся ее решимость куда-то подевалась. Руки сами собой потянулись к сброшенной одежде, аккуратной кучкой сложенной на полу. Если бы не Макс, не его полный затаенной надежды взгляд, не ожидание дяди Вани, она бы наплевала на все свои намерения и обещания и начала лихорадочно одеваться. Если бы… Но любовь, любовь и восхищение, которые Юля прочитала в глазах Максима, вернули ей утраченную уверенность в себе, заставили бросить свое обнаженное тело навстречу холоду и страху и всунуть голову между прутьями неприступной решетки.
Неосязаемое нечто, которое живущие на поверхности двуногие существа — люди — называли демоном, ледяным богом, подземным властелином, почувствовало непорядок. Ни одно из названий не отражало сути обитателя земных недр — человеческий разум был слишком слаб, чтобы разобраться в природе того, что нарисовало их жалкое воображение, но в каждом из этих имен присутствовал страх людей перед могуществом и несокрушимой силой Подземного властелина. Слово непорядок тоже относилось к миру людей, но за время наблюдения — охоты — на них Демон хорошо изучил язык двуногих. Эти жалкие существа, полные питательной энергии, которую одни из них называли аурой, а другие душой, придумали множество слов для описания окружающего мира. Они сами пришли в этот мир позже всех остальных существ и намного позже Демона, существовавшего в недрах планеты с начала времен, но считали его своим. Миллиарды лет он обитал в безжизненной пустыне, довольствуясь жалкими крохами пищи, позволяющими влачить полуголодное существование. А люди за одно мимолетное мгновение, за какие-то несколько тысяч лет, распространились по всей планете, выстроили города, связав их множеством водных, наземных, а затем и воздушных путей!
Правда, еще быстрее они уничтожили свою цивилизацию. В неуемном стремлении подчинить и истребить друг друга, люди разрушили и превратили в руины собственные города, едва не испепелив всю планету. Но разведенный ими мировой пожар пробил брешь в обитель Демона, приоткрыв щель в сытный и теплый (пока еще теплый!) внешний мир. Что-то общее роднило поджигателей с незримым обитателем подземелий, и всякий раз, всасывая — пожирая — душу очередной двуногой жертвы, Демон находил в ней частицу самого себя.
Двуногая добыча оказалась слаба и беззащитна — Демон и не ожидал иного, но порой люди вели себя не так, как ему хотелось. Даже осмеливались проявлять строптивость и своеволие! Сейчас он ясно почувствовал это. Один из запертых в клетке двуногих, точнее, одна — грязная своенравная девчонка — пыталась выбраться из клетки наружу! Она посмела пойти наперекор воле своего хозяина и повелителя и должна быть за это жестоко наказана! Но следовало спешить. Несмотря на возникшее у нее затруднение, девчонка явно не собиралась сдаваться.
* * *
Поначалу все шло хорошо. Голова хотя и с трудом, но все же продвигалась вперед, и даже боль в висках вполне можно было терпеть. Но неожиданно левое ухо зацепилось за прут решетки. Юля этого не видела, но ощущение было такое, будто по уху полоснули тупой, ржавой бритвой. Девушка непроизвольно вскрикнула и подалась назад, но боль от этого только усилилась, а зажатая между прутьев голова не сдвинулась ни на миллиметр. Юле стало не по себе.
Тут же рядом с ней оказался Макс.
— Слишком узко. Давай назад, — он старался говорить спокойно, но голос дрожал от волнения.
— Не могу. Я…
«Застряла!»
Вот тут Юля испугалась по-настоящему. Представилось, что она так и умрет в западне, с зажатой между ржавыми прутьями головой.
И гораздо раньше, чем ты думаешь, — раздался в голове чужой насмешливый голос, сменившийся раскатистым хохотом, больше похожим на звериный вой. А может, это и был вой?!
Юля никогда прежде не слышала этого жуткого нечеловеческого голоса, но поверила ему сразу и безоговорочно. Смерть, казавшаяся такой далекой, оказалась совсем рядом. Девушка даже почувствовала ее незримое присутствие. В глазах потемнело, а по коже пробежал холодок — дыхание смерти. Юлю охватила паника.
— Макс, помоги мне! — взмолилась она.
Каждое слово отдавалось в голове раскалывающей череп болью. Будто в виски забивали раскаленные гвозди.
— Хватайтесь за прутья! — крикнул кому-то Максим. — Тяните на себя! Нет, давай вместе!
Юля тоже вцепилась руками в железные прутья (рядом натужно пыхтели Макс с Борисом и пытающаяся им помочь Катерина, а Макс еще и скрежетал зубами от напряжения), потянула голову назад, и (о, чудо!) кажется, голова начала вырываться из стальных тисков.
Если ты отступишь, то погубишь и себя, и всех, кого любишь.
Дядя Ваня! Он все еще продолжал на нее надеяться.
«Я не могу. Решетка слишком узкая», — чуть не рыдая от боли, мысленно ответила ему Юля.
Это Нга хочет, чтобы ты так думала.
Ну уж нет! Не для того она терпела такие мучения, чтобы вот так позорно сдаться!