— Так и есть, — перебила зверобоя врачиха. — Из машин пытались выстроить круговую баррикаду.
— Но кому и зачем это понадобилось? — встряла в разговор Юлька.
— Кому — понятно. Оставшимся выжившим, — продолжала Катерина, переводя взгляд с лежащего на боку четырехколесного армейского вездехода на подпирающий его ножом бульдозер со смятой, искореженной кабиной, словно по ней лупили огромной кувалдой. — Меня больше интересует, от кого они оборонялись?
Она подошла к опрокинутой машине, довольно ловко вскарабкалась на нее, оттуда перепрыгнула на крышу бульдозера и застыла, как вкопанная.
— Катя, что случилось? — крикнула снизу Юлька.
Врачиха долго не отвечала, лишь когда Макс собрался лезть за ней следом, медленно, как будто с трудом, повернула голову и сказала, но совсем не то, о чем спрашивала Юлька:
— Им это не помогло.
— О чем ты говоришь? — снова спросила девушка, но врачиха больше не произнесла ни слова. Борису показалось, что она даже не слышала вопроса, настолько отрешенным был у нее взгляд.
Макс с Юлькой, не сговариваясь, взобрались на крышу обгоревшего армейского бронетранспортера, которого не смог сдвинуть с места даже бульдозер, и оттуда уставились в центр баррикады. Пару секунд они стояли неподвижно, потом Юлька внезапно поперхнулась, закашлялась, и ее вырвало себе под ноги, а Макс, всегда такой заботливый и внимательный к своей подруге, на этот раз даже не попытался ей помочь!
Что бы не заставило чувствительную девчонку блевать, а Макса забыть про свою возлюбленную, Бориса это не заинтересовало. Да ему было наплевать, что они там увидели! Но ноги против воли сами понесли его наверх. Не прошло и минуты, как он уже стоял на крыше бронетранспортера рядом с ними, с трудом сдерживая рвотные позывы.
Все защитники баррикады были там, в середине круга, образованного нагромождением разбитых и обгоревших машин. Их закоченевшие тела, как на шампуры, были насажены на штыри воткнутой в землю гигантской антенны. Антенне здесь явно было не место, но ее сорвали с крыши радиопередающего центра и принесли сюда, чтобы развесить на ней, как на новогодней елке, человеческие тела.
Борис не отличался впечатлительностью и не замечал у себя склонности к сантиментам, но от одного вида этой отвратительной «елки» с еще более жуткими «игрушками», скалящими в немом крике свои разинутые рты и демонстрирующими вывалившиеся наружу, застывшие внутренности, потому что у большинства людей были еще и вспороты животы, ему стало не по себе. Это насколько же извращенным разумом нужно обладать, чтобы сотворить такое? И силой! Антенна, наверное, весит не меньше центнера, а ведь ее не вкопали и даже не забили, а попросту воткнули в мерзлую землю! «Человеку такое точно не под силу… Живому человеку», — поправил себя Борис и, не совладав с новым приступом рвоты, добавил к исторгнутому Юлькой содержимое своего желудка.
— Сколько людей!.. — прошептала Юлька.
«Ровно десять», — чуть было не ответил Борис, но в последний момент прикусил язык. Девчонка явно умела считать до десяти.
— Идемте к штабу, — сказала Катерина.
Борису вдруг вспомнилась женщина-экскурсовод из Архангельского краеведческого музея, куда он ребенком ходил до войны вместе с классом. Она говорила таким же обезличенным, лишенным эмоций голосом: «Пройдемте к следующей экспозиции». «Интересно, какая „экспозиция“ ожидает нас в штабе?» — подумал механик, и новый приступ рвоты согнул его пополам.
Насчет штаба врачиха ошиблась. На стене, слева от входных дверей (удивительно, что обе двери остались на месте, притом что все узкие, похожие на бойницы окна были выбиты вместе с оконными рамами) висела металлическая табличка, на которой под слоем намерзшего инея Борис разобрал слова «Контрольно-измерительный центр». Ниже названия надпись продолжалась: «в/ч №», далее следовал ряд цифр, но он не стал напрягать глаза, чтобы прочитать их.
Кроме вдребезги разбитых компьютеров, приемников и раций в заброшенном бункере контрольно-измерительного центра заведомо ничего не могло быть, но Макс не внял голосу разума и мысленным призывам одуматься, которые упорно посылал ему Борис, и все-таки отворил входные двери. Внезапный, и главное, непонятно откуда налетевший порыв ветра вырвал дверную створку у него из рук, и она с грохотом врезалась в обледеневшую стену. За дверью открылся уходящий в темноту коридор и отделенная от внутреннего помещения треснувшим, но уцелевшим — наверняка, ударопрочным, а то и пуленепробиваемым — стеклом комната дежурного. Через все стекло тянулась грубо намалеванная темно-коричневая расплывшаяся надпись: сначала вертикальная черта, за ней схематическое изображение человеческого сердца, завершало все это послание криво написанное слово «тепло». От каждой буквы, как и от изображения сердца, протянулись вниз узкие потеки, заканчивающиеся застывшими каплями. Несколько секунд Борис разглядывал «подтекающие» буквы, пока не сообразил, что вся надпись выведена кровью. У него снова забурчало в животе, изо рта вырвался какой-то свистящий вздох, и едва не сбив с ног уставившуюся на стекло врачиху, Борис бросился наружу.
* * *
— I love тепло, — расшифровала Катерина кровавую надпись на стекле. — Я люблю тепло. Что бы это значило?
Максим брезгливо поморщился:
— Признание сумасшедшего.
Катя с сомнением покачала головой:
— Не уверена. Помните, Седой тоже что-то говорил про тепло, перед тем как запер нас в оружейной?
Ничего такого Максим не помнил. В тот момент он вообще находился без сознания. Зверобой перевел вопросительный взгляд на Юлю, но та ничего не ответила на вопрос Катерины. Даже не пошевелилась, словно загипнотизированная этой надписью.
Максу захотелось одернуть уставившихся в стекло женщин. Окрик «Хватит пялиться!» уже готов был сорваться с языка, но в последний момент Максим сдержал себя. Не только один он, они все на нервах, незачем усугублять ситуацию. Тем более что его спутники (Юлька так в особенности), не заслужили такого обращения. Подойдя к девушке, он взял ее за руку повыше локтя.
— Нельзя терять время. Надо осмотреть помещения, но для этого понадобится свет. Нужно найти что-нибудь, из чего можно сделать факел.
Юлька неохотно оторвала взгляд от стекла. Максу даже показалось, что ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы повернуть голову — «Да, что это за надпись?! Притягивает она к себе что ли?!» — и неуверенно кивнула.
Проводив взглядом девушку, которая зашла в отгороженную стеклом комнату, Макс заглянул в уходящий в глубь бункера коридор. Снаружи быстро темнело, и лучи заходящего солнца почти не проникали внутрь сквозь узкие щелевидные окна. Но даже такого тусклого света хватало, чтобы разглядеть испещренные выбоинами и трещинами стены. А вот стреляных гильз, попадавшихся на каждом шагу в комнатах караульного помещения, Макс на этот раз не обнаружил. Вместо них на полу лежали спутанные жгуты и обрывки разорванных электрических кабелей.
— Здесь мертвец, — донесся из-за стеклянной перегородки бесцветный, словно примороженный, Юлькин голос. Видимо, не выдержав череды обрушившихся на них кошмаров, та часть мозга, которая отвечает за проявление эмоций, у девушки просто отключилась.