— Что-то Маргарет я не вижу, — заметил Питер, приоткрывая дверь и заглядывая в щелочку. — Готов держать пари, она передумала.
Даже от такого невинного замечания у Харвуда холодок пробежал по спине.
— Бог мой, Питер, не шути ты так. Да я просто сойду с ума. Я...
— Шучу, шучу, ну что ты, — успокоил его Питер, хотя за его веселостью крылась легкая обеспокоенность. — Не волнуйся так, она, конечно же, появится. Вот, хлебни еще бренди, а то ты самый бледный жених, какого видела эта церковь.
Харвуд взял протянутую флягу и сделал большой глоток.
— Спасибо, однако хватит. Не годится быть пьяным во время церемонии.
— Мне сажать ее в шлюпку? — спросил Питер, задергивая портьеру на окне, отчего они оказались в темноте, которую разгоняла только лампа, раньше не замеченная Харвудом. Воздух внезапно посвежел, но пах морем и болотами. У Харвуда мелькнула мысль, что священнику надо бы чаще проветривать церковь — за столетия запахи ладана, изъеденных молью занавесей, сухой бумаги молитвенников стали невыносимы.
— Пожалуй, ты все же перепил, Питер, — возмутился Харвуд, который не мог разглядеть себя в зеркале. — Отдерни же наконец портьеру.
— Сейчас не время для видений, мистер Харвуд, — сказал кто-то, предположительно Питер. — Пора садиться в шлюпки.
Харвуд обернулся и с ужасом обнаружил, что лампа вдруг превратилась в костер, и даже не в один, пылающий в боковом притворе.
— Питер, — выкрикнул он, — церковь горит!
Он повернулся к своему шаферу, но вместо худощавой, элегантной фигуры Питера увидел до безобразия толстого молодого человека в нелепом одеянии.
— Вы кто? — спросил Харвуд с испугом, ибо теперь он был уверен, что с невестой что-то приключилось. — С Маргарет все в порядке?
— Она мертва, мистер Харвуд, — раздраженно бросил толстомордый юнец. — Вот почему мы здесь, вспомнили?
— Мертва! — Тогда, должно быть, он пришел в церковь на похороны, а не на свадьбу. Но почему же тогда гроб такой маленький — квадратная деревянная коробка со стороной всего полтора фута? И отчего же он так отвратительно пахнет тленом?
Харвуд наконец вырвался из цепких объятий иллюзий, и воспоминания последней четверти столетия обвалились на него разом, как лавина, оставив его слабым седым стариком.
— Да, мертва, — повторил Лео Френд и добавил отчаянно: — И вы будете вести себя разумно эти последние пару часов, даже если для этого мне придется взять вас под контроль!
— Успокойтесь, Лео, — сказал Харвуд, стараясь придать голосу веселость. — Да, конечно, усадите... Элизабет в шлюпку.
Харвуд уверенно спустился по склону на берег реки, где их ждали шлюпки и где теперь вскрывали деревянный ящик, доставленный с корабля Тэтча, но все же шаги его были неровными — Харвуд все время сбивался на мерный торжественный ритм, каким пристало идти по проходу в церкви под руку с невестой.
Вдоль берега ярдов на сто корни мангровых деревьев были вырублены все, и пираты, стоя по колено в черной, играющей отблесками факелов воде, передавали друг другу упакованные в клеенку тюки, укладывая их в шлюпки. На корме каждой был установлен смоляной факел, и в колеблющемся свете Харвуд увидел, что Дэвис и кок уже сидят в одной из шлюпок и удерживают ее на месте, держась за обрубок мангрового дерева.
— ...В здравии и болезни, пока смерть не разлучит вас? — спросил священник, улыбаясь паре, преклонившей перед ним колени. Уголком глаза Харвуд заметил, что мальчик из хора все еще здесь и по-прежнему выглядит перепуганным... нет, скорее растерянным, чем перепуганным.
— Обещаю, — сказал Харвуд.
— Что-что, босс? — переспросил пират, только что вытащивший последний тюк из ящика и кинувший его через борт шлюпки.
— Он говорит, что обещает, — хихикнул его сосед.
Первый пират подмигнул своему компаньону:
— Да, он такой, наобещать может.
— Ха-ха!
Харвуд недоумевающе огляделся, потом улыбнулся:
— Очень забавно. Обещаю вам, джентльмены, что обязательно прихвачу для вас пару сувениров в память о Фонтане юности.
Ухмылки как ветром сдуло с лиц пиратов.
— Мы вовсе не хотим обидеть вас, сэр, — угрюмо произнес один из них.
— И все же я не забуду.
Он глянул через плечо на приближающегося Лео Френда.
— Мы сядем в эту лодку, — сказал он перетрусившим пиратам, указывая на одну из шлюпок. — Подведите ее ближе и держите крепче, мой спутник весьма грузен.
Пираты молча повиновались и из страха перед Харвудом подтащили шлюпку так близко к берегу, что тот шагнул в нее, даже не замочив ног.
Несколько человек осыпали его рисом, несмотря на то что Харвуд был против такого обычая. Но это нисколько не испортило ему настроения, и он улыбался, садясь в карету со своей молодой женой. Он был слишком взволнован и счастлив, чтобы обращать внимание на подобные досадные мелочи.
Харвуд широко улыбнулся.
— Благодарю вас, — крикнул он опешившим пиратам и Лео Френду. — Мы приглашаем вас всех на обед после возвращения из Европы.
Шэнди перегнулся через борт шлюпки, чтобы лучше видеть Харвуда. А старик все улыбался и махал рукой, прощаясь с теми, кто оставался на берегу, к изумлению пиратов, Френда и Бет, которая в сопровождении похожего на лунатика Стида Боннета направлялась к шлюпке отца. Пожалуй, она все же права, подумал Шэнди, отец ее явно помешался.
Луна все чаще и чаще скрывалась за рваными тучами, и вскоре начал накрапывать теплый дождь. Снаряжение погрузили, пассажиры разместились: Тэтч со своим странным гребцом в первой шлюпке, Харвуд, Френд, Элизабет и Боннет — в следующей, и Шэнди с Дэвисом — в третьей. Шэнди с удивлением отметил, что Печальный Толстяк с ними так и не отправился. Может, толстый бокор знал о чем-то, что не было известно людям в лодках?
Шлюпки отвалили от берега, противно заскрипели весла в уключинах. От факелов поднимался пар, и все путешественники, за исключением Бет Харвуд, принялись тихо напевать мотив без слов, долженствующий привлечь внимание Барона Субботы и Мэтра Каррефура, но через несколько минут умолкли, словно ощутив неуместность этого.
Грести вверх против медленного течения было легко, и вскоре зарево трех костров на берегу затерялось далеко позади. Шэнди примостился на носу и, всматриваясь в непроглядную тьму вокруг, откуда то и дело выплывали колышущиеся силуэты узловатых кипарисов, похожих на гигантских черных монахов в высоких клобуках или камни, но только никак не на деревья, вполголоса сообщал направление Дэвису, настоявшему на том, чтобы грести, несмотря на лишь недавно зажившее плечо.
Во тьме с окружавших болот доносилось хлюпанье, плеск и бульканье, однако Шэнди не видел ничего движущегося, за исключением перламутрово-радужных пятен на воде, которые иногда преображались в протянутые руки и искаженные лица, чьи разинутые рты выкрикивали неслышные слова. Киль шлюпки разрезал их, и пятна распадались, исчезая без следа.