— Я выполнил свои обязательства, — сказал он. — Вмешиваться я не стану.
Шэнди и Бет, похожая на сомнамбулу, забрались в лодку, Дэвис поспешно оттолкнулся от берега, и Шэнди спрятал нож в ножны.
Как оказалось, Боннет был способен направлять лодку только прямо вперед, и Лео Френду с его массивным задом пришлось самому сесть на банку, сильно накренив при этом лодку, и взяться за весла своими холеными пухлыми ручками. Харвуд сгорбился на корме, упершись рукой в колено и тяжело дыша.
Тэтч резким толчком весла вывел свою лодку вперед. Факел на носу ярко высвечивал контур его головы с гривой всклокоченных волос, и Шэнди это напомнило затмение солнца.
— По всей видимости, — заметил Тэтч, — мой гребец уже больше не появится.
Харвуд поднял голову и с усилием ответил:
— Нет. Как и твои привидения. Пока горят факелы... пока тлеет трава... они все останутся здесь.
— Тогда будем надеяться, что я сумею вспомнить дорогу.
Френд испуганно заморгал:
— Что? Но вы же провели нас вверх по реке, теперь осталось лишь вернуться...
Дэвис расхохотался:
— Ты ведь не забыл оставить след из свежих хлебных крошек, а, Тэтч?
— Как же, держи карман шире, — недовольно откликнулся Тэтч, толкая лодку вперед. — Но если заблудимся, справимся о дороге в первой же попавшейся таверне, на которую набредем.
Три шлюпки медленно продвигались вперед во влажной темноте, разгоняемой только оранжевым пламенем факелов. Головы белесых грибов, усеивавшие берега, теперь молчали, издавая лишь прерывистый скрип, напоминавший тихий храп.
Через некоторое время протока, по которой они плыли, расширилась, и стало возможно нормально грести. Шэнди снова уселся на носу лодки, чувствуя себя куда спокойнее, поскольку не приходилось все время отталкиваться от берегов и корней.
И тут его охватил внезапный гнев, горячее желание убить кого-нибудь. Он бросил свирепый взгляд на Харвуда, но тот сидел жалкий, понурый, а Френд повизгивал всякий раз, налегая на весла. Шэнди понял, что гнев, который он сейчас испытывал, отличается от его собственного. Его эмоции были бурными, гнев, смешанный с ужасом, душил его, но то, что он испытывал сейчас, было привычной злобой, исходившей от разума слишком эгоистичного, чтобы испытывать ужас.
Тэтч вскочил на ноги и выхватил факел из крепления.
— А, это опять наш дружок, эсте фаста, — пробормотал он негромко. — Не терпится ему порычать на нас да помахать ветвями перед нашими носами.
Эта лесная тварь, казалось, все слышала, ибо Шэнди явственно различил в затопивших его миазмах ярости нотку горького юмора.
Шэнди ощущал, как это нечто хищно наклоняется над шлюпками. Воздух стал тяжелым, Шэнди дышал с трудом. Инстинктивно он схватил горсть травы и швырнул на горящий факел. Вонючий дым заклубился, потянулся ввысь, к своду лиан и мхов над головой.
Он ощутил внезапно боль, охватившую тварь. На этот раз не было ни вопля, ни отступления. Дух джунглей понес урон, но отступаться не собирался.
Вода и воздух, сами заросли вокруг задрожали, заколебались и начали меняться.
— Продолжайте... плыть... — послышался крик Харвуда. — Быстрее... быстрее отсюда...
— Если повезет! — горько бросил Дэвис, наваливаясь на весла.
Поверхность воды задрожала, как студень, и в поднявшийся от болота пар посыпался сверху всякий мусор: листва, обломанные сучья. Шлюпка странным образом вдруг стала ненадежной, гибкой, и когда Шэнди глянул себе под ноги, то заметил, что вместо отесанных досок под ним самые настоящие ветви, которые с невероятной быстротой пускали побеги, на которых тут же распускались зеленые листья.
Шэнди заметил у себя на запястье прилипшую водоросль. Он попытался ее стряхнуть, но водоросль держалась цепко, тогда он ухватил ее за кончик и потянул; однако оказалось, что он просто вытягивает побег из дыры в собственной руке; и Шенди почувствовал, как что-то натянулось в его плече. Он немедленно перестал тянуть и тут же обнаружил, что из-под ногтей проклюнулись маленькие изумрудные ростки.
Он глянул на Дэвиса. У того на затылке разросся целый цветник. Цветы распускались прямо на глазах, и треуголка съехала набок. Бет билась, тоже охваченная превращением в растение. Содрогнувшись, Шэнди оглянулся на третью шлюпку.
Раздвигая побеги, которые росли из самого горла, Харвуд с усилием прохрипел:
— Бросьте же... ему... кого-нибудь...
— Боннета, — проквакал Френд. Он буквально прирос к шлюпке и веслам, только руки еще оставались живыми. — Отдайте этой твари Боннета...
Тэтч поднял голову, вместо которой теперь на плечах красовалась гигантская орхидея. Завибрировали листья, и послышался свистящий шепот:
— Да... Боннета...
Букет на голове Дэвиса кивнул.
Шэнди почувствовал, как по ступням течет вода, и понял, что ноги, пустив корни, проросли сквозь дно шлюпки и достигли поверхности болота. Но даже теперь он не мог заставить себя кивнуть.
— Нет, — прошептал он. — Нет. Не могу. Дэвис, разве я... я сдал тебя англичанам?
Плечи Дэвиса поникли.
— Черт бы тебя побрал, Джек, — просипел он.
Шэнди вновь покосился на третью лодку. Лео Френд превратился теперь в бочкообразный ствол с торчащими во все стороны ветками. Покрытый лишайником кипарисовый пень был Стидом Боннетом, а Харвуд, уже не способный говорить, превратился в папоротник, листья которого метались и раскачивались, словно их трепали порывы ветра.
Дэвис яростно налегал на весла, но их шлюпка разваливалась быстрее, чем остальные две, и почти совсем затонула. Шэнди подумал, что они могли бы еще успеть: достаточно Дэвису перестать грести, и дождаться, когда к ним приблизится шлюпка Харвуда, и скинуть Боннета в воду. После такой жертвы тварь, может быть, позволит им уйти... Но Шэнди удалось отговорить Дэвиса от таких действий.
Дэвис выпрямился, отпустив весла.
«Он собирается это сделать, — подумал Шэнди. — Это неправильно, мне все это не нравится, но, ради бога, Фил, поторопись».
Дэвис поднял ногу и провел по залепленной грязью подошве пальмовым листом, который вырос у него вместо ладони, затем соскреб грязь с другого сапога и, к удивлению Шэнди, слепил небольшой шарик грязи.
«Черт возьми, — подумал Шэнди. — На что годится шарик грязи?»
Чудовищно удлинившиеся пальцы ног Шэнди нащупали дно реки и принялись зарываться в почву. Он ощутил, как по ним вверх хлынули питательные соки. Руки его тоже стали побегами, и теперь было даже трудно различить, где его собственная плоть, а где доски лодки.
Дэвис оперся рукой на извивающийся планшир, и ладонь тут же пустила корни, но зацветший пират отвел назад другую руку, собрал все силы и швырнул ком грязи прямо вверх.