Может, глава церемонии что-то напутал с ингредиентами?
Выяснять, что произошло, уже не было времени.
Началась свалка. В общем-то, силы оказались неравными. Один автомат на десяток ослабленных недоеданием («покаянным постом», как выражался Навуфей) людей против пяти «Калашниковых» и стольких же здоровых бугаев — это неравный и заведомо проигрышный расклад. В другое время стычка закончилась бы, едва начавшись. Но, наверное, напиток, поднесенный Данькой, после его манипуляций с «червями» подействовал как-то не так, превратив людей не в покорных овец, безмолвно идущих на заклание, а в кровожадных монстров, алчущих новых и новых смертей.
Удар трофейного приклада — и череп одного из конвоиров проломлен. Щелканье оскаленных зубов, и горло упавшего охранника фонтанирует струей крови. Трое оставшихся «архистратигов» пробуют отбиться.
Очереди, перекрещиваясь, пронзают податливую человеческую плоть. Одна из пуль, срикошетив от стены, больно жалит Даньку в плечо. Ребенок с пронзительным криком хватается за рану и оседает на пол.
Пули впиваются в блестящие глаза чудища, и жуткие морды окрашиваются в темно-пурпурный цвет. Еще две очереди, каждая аккурат в отверстые пасти, дробят зубы и забивают раздвоенные языки прямо в черную глотку.
Оставив в тылу недобитое, но уже издыхающее чудище и трупы конвоиров и соратников (одна женщина и двое мужчин), а также раненого мальчика, потерявшие человеческий вид взбесившиеся «увенчанные» вырываются на платформу.
Завидев их, старец Навуфей дико визжит и, забыв о благообразии, бросается к остальной пастве — под защиту оружия верных апостолов и архистратигов. Шальная пуля разит пастыря в ногу. Он валится на пол и воет, как побитый пес. Однако падение спасает ему жизнь.
Архистратиги, не решавшиеся стрелять из-за боязни случайно задеть святого отца, открывают шквальный огонь. На сей раз божественный свет Фохат оказался не на стороне мучеников. Вскоре все они полегли, дорого продав жизни и обелив кровью одежды братии.
Не скоро еще оправится Белое Братство после кровавой купели, устроенной предназначенным в жертву Агнцем!
Однако Даньке до того уже не было никакого дела.
Воспользовавшись тем, что внимание всех отвлеклось на перестрелку, мальчик сполз в туннель и заковылял по рельсам, убираясь подальше от всех этих людей и нелюдей.
Он шел долго, терзаемый мучительной болью, с каждым шагом теряя силы, пока, наконец, споткнувшись, не упал и не потерял сознание…
* * *
Несмотря на поздний час, на улицу высыпало много народу. Все хотели посмотреть на последствия случившейся заварушки. Какие-то доброхоты уже отливали водой контуженого близнеца.
Без особых приключений Макнейли отконвоировал Корда к своему офису. Слева от стола шерифа располагалась неприметная дверь. Макнейли открыл ее, подталкивая арестованного. Джейк вошел, оказавшись в коротком коридоре, по обеим сторонам которого темнело несколько каморок, забранных решетками. Шериф отпер одну из них. Пустынный Лис покорно зашел вовнутрь.
Макнейли запер дверь-решетку, смерив пленника тяжелым взглядом:
— Скажи, зачем ты его убил?
— Мне он не понравился! — спокойно ответил Джейк.
— Теперь ты понимаешь, как я был прав, когда хотел отобрать у тебя оружие?
— Я бы все равно бы его убил, голыми руками.
— Что ж… — шериф выглядел слегка разочарованным, — теперь тебя повесят. Завтра я вызову судью. Полагаю, ему не придется долго с тобой возиться.
— Не я начал первым.
— Это не имеет значения. У парня не было огнестрельного оружия, так что твой поступок будет расценен как хладнокровное убийство.
— Может быть… — кивнул Корд. — Но не раньше, чем завтра утром, ты выпустишь меня и вернешь оружие.
— Что?!!
— А ты еще не понял?
— А что я должен понять?
— Только я могу справиться со зверем, больше никто.
Макнейли испытывающе посмотрел на пленника.
— Через пару дней тебя повесят!
Затем он развернулся и демонстративно покинул тюремный блок.
Пожав плечами, Пустынный Лис улегся на неудобную койку. Судя по всему, ложе конструировали для каких-то убогих карликов.
Джейк знал — зверь снова выходит на охоту.
У шерифа оставалось все меньше времени.
* * *
Утром Макнейли собирался посетить телеграф, чтобы вызвать судебного исполнителя. Настроение у шерифа было скверным, потому что целых два года в городе не происходило убийств. И вот снова началось. Сперва непонятный зверь, теперь вот этот ганфайтер. [7] Ну почему он силой не отобрал у него оружие?
Макнейли знал ответ, хотя и всячески избегал его. Шериф попросту испугался, потому что был уверен: попытайся он разоружить Корда силой, тот убьет его так же просто и хладнокровно, как сделал это с одним из братьев Каванах. На своем веку Макнейли редко встречал таких людей, а когда все-таки встречал, то старался обходить стороной. То были настоящие волки среди овец, мнящих себя волками.
У дома доктора шериф остановился. Ему показалось, что из приоткрытого окна выскользнула тень.
— Эй, там! — Макнейли выхватил револьвер, всматриваясь в освещенный светом луны переулок.
У стены соседнего дома стоял человек. Шериф сразу понял, с ним что-то не так. Человек часто дышал, темные капли, срывающиеся с его рук, пятнали дощатый настил мостовой.
— А ну стой на месте!
Незнакомец метнулся в сторону.
Макнейли выстрелил, но пуля ушла в пустоту — в переулке никого не было.
— Куда же он делся? — вслух спросил шериф.
Пройдя несколько шагов, Макнейли присел на корточки, чтобы рассмотреть странные пятна на мостовой. Шериф коснулся деревянного настила, затем поднес руку к лицу. Кровь.
— Фрэнки!!! — Вскочив на ноги, Макнейли бросился к дому доктора.
Дверь слетела с петель от одного могучего удара. Тяжелые сапоги, звеня разболтавшимися шпорами, гулко застучали по узкой лестнице, ведущей на второй этаж.
— Фрэнк… Фрэнк, черт тебя побери…
Дверь в спальню распахнута настежь.
В дорожке лунного света, словно разорванные куклы, лежали тела доктора и его жены.
— О господи… — шериф отвернулся, закрывая рот рукой, давя пытающийся вырваться крик.