— Тут может быть дело в пироге с угрем. Я же вам говорил, что он не совсем свежий.
— Не в нем дело. Ну, разве что чуточку. В животе малость бурчало, да. Но это задание тоже свою роль сыграло. Не будь так хороша плата, я бы предложил Лиллехорну поискать кого-нибудь другого. В конце концов, пара констеблей справилась бы не хуже.
— Врачи просили, чтобы это были именно мы, — напомнил Мэтью. — А кто еще мог бы? Диппен Нэк? Джайлс Винтергартен? Вряд ли.
— Врачи! — Грейтхауз с силой надвинул коричневую шерстяную шляпу. — Ты знаешь, что я про них думаю и про их дурдом. Ты все еще навещаешь леди, как я понимаю?
— Навещаю. И она поправляется. Сейчас она уже хотя бы знает свое имя и начинает понимать, где находится и что с ней.
— Рад за нее, хотя это не меняет того, что я сказал — насчет содержания здесь, в лесу, шайки психов.
Фургон при всей своей медлительности уже оставил позади Вестервик и двигался по лесной дороге — все по тому же Филадельфийскому большаку, который будет еще так называться все сорок с чем-то миль до этого города. А впереди, в четверти мили справа или чуть дальше, ждет поворот на больницу.
Солнце припекало сильнее, запуская между деревьями желтые и красные щупальца. В свежем прохладном воздухе пели птицы, и утро было чудесным, если не считать нескольких темных туч на западе.
— На что только не вынужден пускаться человек ради золота, — буркнул Грейтхауз почти про себя.
Мэтью не ответил. На что только не вынужден пускаться человек, это уж точно. Для своего богатства Мэтью придумал план действий. Через некоторое время он повезет несколько монет в Филадельфию на пакетботе, и там что-нибудь купит такое, чтобы разменять пятифунтовые монеты на деньги помельче. Можно даже под чужим именем. И никому в Нью-Йорке не надо знать о его внезапном богатстве. Тем более что никого это и не касается. Он чуть не погиб в этом имении. Так не заслужил ли он награду за то, через что пришлось пройти? Сейчас деньги спрятаны у него в доме — не то чтобы кто-то собирался взламывать в его двери замок, но Мэтью было спокойнее знать, что все золотые монеты засунуты в солому матраса.
Сегодня среда. Утром вторника в номер седьмой по Стоун-стрит прибежал мальчишка-рассыльный с приглашением Мэтью и Грейтхаузу спешно прибыть в кабинет Гарднера Лиллехорна в Сити-Холле, поскольку у верховного констебля к ним срочное дело. На что Грейтхауз ответил, что ни его, ни Мэтью нельзя звать как скотину с пастбища и что если у Лиллехорна есть к ним дело, то пусть приходите ним на Стоун-стрит.
— Мне кажется, вы испытываете судьбу, так обращаясь с Лиллехорном, — сказал Мэтью, когда посыльный ушел прочь.
Взяв веник, он стал подметать пол, потому что такова была его обязанность. Богатый он там или не богатый, но следить за чистотой возле собственного стола необходимо.
— Ты думаешь? А что он мне может сделать?
— У него свои методы. И свои связи.
Мэтью смел пыль в деревянный совок, который впоследствии опустошался в одно из двух окон, открывающих вид на Нью-Йорк к северу, за широкую реку, на бурые обрывы и золотые холмы Нью-Джерси. — Вы довольно бесцеремонно обошлись с ним в «Петушином хвосте». Я все еще поражаюсь, что мы не оказались за решеткой, потому что при всем, что было сказано и сделано, мы все же нарушили закон.
— Еще как. Но не переживай, Лиллехорн ничего никому из нас не сделает. И уж тем более не сунет меня туда, где от меня не будет пользы.
— Не будет пользы? — Мэтью перестал подметать и посмотрел на Грейтхауза, который откинулся в кресле, положив свои большие ботинки — пыльные ботинки — прямо на стол. — В смысле? — Грейтхауз не ответил, только постучал себя пальцем по подбородку, и Мэтью вдруг понял. «У меня есть дело», — сказал Грейтхауз утром в пятницу там, на Нассау-стрит. — Вы сейчас над чем-то дня него работаете!
— Работаю.
— На него как на верховного констебля? Или как на частное лицо?
— На частное лицо. Как на любого человека с улицы, который пришел бы в прошлый понедельник к Салли Алмонд, предложил угостить меня завтраком и потом попросил бы об услуге. Я ему сказал, что услуги стоят денег, и чем больше услуга, тем больше сумма. Мы договорились об услуге среднего размера.
— И в чем же эта услуга состояла?
— Состоит. Я сейчас над ней работаю, и ответа пока нет. — Грейтхауз нахмурился. — И вообще не понимаю, зачем я должен тебе о ней рассказывать? Ты мне говорил о своей поездке к Чепелу, которая могла бы оказаться для тебя последней? Даже и не подумал. Знаешь что тогда? Вот придет сюда Лиллехорн, и ты ему расскажешь про туннель. Или ты бережешь рассказ для Мармадьюка и очередного выпуска «Уховертки»?
— Я не затем туда ездил.
Грейтхауз посмотрел на него стальными глазами:
— Ты в этом полностью уверен?
Мэтью собирался ответить утвердительно, но у его решимости вышибло дно. А и правда, уверен ли он? Собирался ли он рассказать Мармадьюку, дав ему гвоздь для очередной серии статей? Ну нет, конечно, нет! Но… а чуть-чуть?
Мэтью стоял, окруженный сверкающими на солнце пылинками. А может быть, вот на то самое чуть-чуть, не хочется ему больше быть просто Мэтью Корбеттом, бывшим клерком магистрата, который стал решателем проблем, а хочется ему плюс к богатству еще и славы? Похоже, что слава может быть крепким напитком, как яблочный бренди у Скелли, и так же лишать человека рассудка. Похоже, что она подчиняет себе человека, и утратив ее, он становится слабовольным и безнадежным, как любой дешевый пьяница. Не потому ли — хоть отчасти не потому ли? — он поехал в имение?
Нет. Ну вот ни капли нет.
Но несколько дней назад он мог бы подумать, если бы нашел мешок золотых монет, кому об этом сказать перво-наперво? Берри? Она ведь с ним пережила это испытание, разве не должна она разделить с ним награду? Нет, нет, все это сложно. Очень сложно, и надо будет подумать об этом позже, с ясной головой, когда не будет этой пыли в воздухе, от которой все время хочется чихнуть.
— Жалею, что рассказал вам, — ответил он Грейтхаузу голосом столь же стальным, сколь взгляд его собеседника.
— Зачем тогда ты это сделал?
Мэтью чуть не сказал ему. Может быть, он полез в туннель, чтобы доказать себе собственную храбрость, раз и навсегда, или просто решил, что Грейтхауз одобрил бы его решение идти вперед и довериться инстинкту. Но минута ушла, и Мэтью ничего этого не сказал, а ответил:
— Чтобы вы знали, что телохранитель мне не нужен.
— Это ты так считаешь. А насколько знаю я, Зед мог бы принести пользу нам обоим, если бы удалось его как следует обучить. Чертовски будет обидно, если этому человеку до конца дней придется таскать бревна. — Он помахал рукой, предупреждая ответ Мэтью: — Только не начинай сейчас. Мне нужно пойти куда-нибудь выпить.
Мэтью снова стал подметать, подумав про себя, что некоторые тайны лучше не трогать.