— Итак, — говорил Слотер тихо, и красные отсветы камина играли у него на лице, — мальчик услышал, как кто-то сказал, что был однажды на корабле, попавшем в мертвый штиль на долгие недели, и когда кончилась еда и люди начали умирать… сами тогда решайте, насколько вы хотите жить. Сами решайте, можете ли вы взять нож и отрезать себе пиши. А тот человек тогда посмотрел на труп отца мальчика, и поднял нож, и сказал: «На ляжках хватит мяса, чтобы поддержать нас всех. И пить из него тоже можно. Да не будет так, что он принял такие страдания зря».
— И когда нож начал свою работу, — продолжал Слотер, — мальчик сидел и смотрел. Он, понимаете, был голоден, и оттого сам наполовину сумасшедший, а самое странное, самое непонятное… когда он съел первый ломоть мяса, когда сжал его зубами и стал жевать, выдавливая сок… он решил, что такого вкусного никогда не пробовал за всю свою жизнь.
— Бог мой! — выдохнул проповедник.
— Как свинина, — говорил Слотер, глядя в пространство. — Но слаще. Так мне говорили. Я слышал — только слышал, обращаю ваше внимание, — что если завязать человеку глаза и предложить на выбор говяжью вырезку, лошадиный бочок или человеческую ягодицу, то он всегда выберет последнее, потому что она так щедро прослоена жиром. И что в человеческом мясе ощущается дух еды и питья, поглощенных этим телом в более удачные для него времена. Есть такие, слыхал я, что предоставленные сами себе становятся рабами вкуса человечины и ничего не хотят другого. И это не говоря о внутренних органах, которые, говорят, способны творить чудеса, восстанавливая полумертвых. Особенно сердце и мозг.
— А! — перебил он себя жизнерадостно. — Заканчиваю свою историю, джентльмены. Когда он наконец пробился из темноты по тесному ходу, куда мог протиснуться лишь отчаявшийся мальчишка, оставив — к несчастью, но по необходимости — под землей двух своих компаньонов, он через некоторое время пробрался в дом Сэмюэла Додсона, владельца этой шахты. Там он перерезал глотки господину Додсону, его красавице жене и трем маленьким Додсонам, выбрив их из этого мира, после чего сгорел дом, где они лежали.
Он допил сидр, поднял чашку, как награду герою своей истории, и когда Грейтхауз выбил у него чашку из рук, и Джеймс снова залаял на Слотера пистолетными выстрелами, посмотрел на своего угнетателя испуганным взглядом.
— А что такое? — спросил он искательно. — Вы не любите истории со счастливым концом?
Мэтью не доел жаркое — на дне миски остался жирный коричневый кусочек, но желудок сводило при мысли о еде, и Мэтью пальцем отодвинул миску, пытаясь понять, сумеет он сохранить уже съеденное.
— Не будешь доедать? — спросил Том, и когда Мэтью покачал головой, потянулся через стол, взял миску Мэтью и поставил на пол, как дополнительный подарок Джеймсу.
— Благодарю за вашу исповедь, — хрипло проговорил преподобный Бертон. Костяшки сплетенных пальцев у него побледнели. — Я сочувствую вашей… тяжелой судьбе.
— Но кто сказал, что это случилось со мной? Я только пересказал историю, слышанную от давнего-давнего знакомого. — Слотер нахмурился. — Пастор, неужто я похож на чудовище, готовое съесть собственного отца?
— Ты безумен, как хромой козел, — сказал ему Грейтхауз. Краска медленно сходила с его лица. Он потер лоб, будто пытаясь избавиться от кровавых сцен, которые живописал Слотер, потом обратился к Бертону: — Мы весьма благодарны вам за гостеприимство. Если нам будет позволено переночевать в сарае, завтра утром мы двинемся в путь, не теряя времени.
— В Форт-Лоренс.
— Да, сэр.
— Тогда есть одна вещь, которую вы должны знать. — Мэтью подался вперед: в голосе старого священника он услышал интонации, не сулящие ничего доброго. — Форт-Лоренс опустел за… за много лет до того, как возникло Новое Единство. В Бельведере говорят, что причиной тому было столкновение с индейцами более тридцати лет назад. В результате ряда набегов жители были истреблены или уехали, а форт разрушен. И потому я не совсем понимаю, зачем вы везете заключенного в Форт-Лоренс, где сейчас одни развалины.
Ни Мэтью, ни Грейтхауз не нашлись, что сказать, но Слотер не задержался с ответом:
— Они меня везут в Форт-Лоренс — точнее сказать, в развалины Форт-Лоренса, — чтобы завладеть деньгами и безделушками, которые я там закопал. Мы договорились, что, если я отведу их к кладу и отдам им, они меня отпустят. Но вот такое дело, сэр: я думаю, что они лгут. Я думаю, что они возьмут деньги и либо оставят меня в оковах, либо, что вероятнее, убьют. — Он замолчал, давая время преподобному понять смысл сказанного. Оба его конвоира потеряли дар речи от удивления. — Я вижу у вас в том углу Библию, сэр. Не сделаете ли вы богоугодное дело и не заставите ли этих людей поклясться на Святой Библии, что они выполнят свое обещание?
Мэтью внутренне сжался, зная, что никогда не посмеет положить руку на Библию и произнести ложь. Подчеркивая, какая опасность ему грозит, блеснула белым за ставнями очередная молния и ударил над головой гром. Мэтью сидел, опустив голову, уставясь на пятно на столе.
Грейтхауз поскреб щетину на подбородке, но более никак своих чувств не проявил.
— Сделайте это, пастор! — настойчиво повторял Слотер, и брови его подергивались. — Заставьте их поклясться на Книге.
Бертон постучал пальцами по столу. Он смотрел в сторону голоса, но ничего не говорил какое-то время, и Мэтью казалось, будто он в темном туннеле, а не в освещенной свечами комнате. Наконец проповедник сказал:
— Очевидным образом вы чувствуете, что отданы на произвол этих двух человек. Тем не менее я предполагаю, что эту… договоренность инициировали вы? Я не могу одобрить ничего подобного. Джентльмены, перед Богом умоляю вас оставить вашу алчность и поступить так, как будет лучше для общего блага. А именно — доставить вашего узника соответствующим властям в Нью-Йорк. Наградой за это вам послужит знание, что вы правильно поступили по отношению к своему собрату-человеку.
— Заставьте их поклясться! — прошипел Слотер. — С рукой на Книге!
— Этого не будет, — торжественно ответил проповедник. — Я, имея ограниченный ум, не понимаю их мотивов, однако Бог, ум неограниченный, знает их. Единственное, что я могу сказать: не дайте жадности завести вас в бездну разрушения. Отвезите этого человека, со всем должным к нему уважением, в Нью-Йорк, как вам было поручено, и расстаньтесь с ним. Помните, что Христос проявлял милосердие к самым жалким человеческим обломкам. Не следует ли и нам пытаться жить так же?
— Вот верно! — энергично закивал Слотер. — Милосердие! Слушайте проповедника, джентльмены, он дело говорит. Как по-вашему?
— По-моему, — сказал Грейтхауз, — пора тебе снова надеть цепи.
Обремененный кандалами, цепью и тяжелым ядром, Слотер опустился на пол спиной к стене и закрыл глаза. Джеймс понюхал воздух и зарычал в его сторону. Снаружи все так же непрестанно шумел дождь. Мэтью заметил, что кое-где протекает крыша, и Том расставил под протечками горшки. Преподобный Бертон попросил Грейтхауза принести к столу Библию и прочесть из Первого Послания к Тимофею, что Грейтхауз и сделал без каких-либо сетований. Том начал оттирать миски и ложки золой, и Мэтью стал молча ему помогать.