Происходящее потеряло связь с реальностью.
— Надо сдаваться, — пробубнил Ходок, — надо этого Дизайнера отдать лунарям, пусть хоть на органы разбирают. Х-холодно! Леон, слышишь? Надо его отдавать. Ну куда мы пойдем? За хрена?! Леон, послушай, я же — твой старый друг, я тебя никогда не предам, ты знаешь, что нам теперь, пропадать? А? Кудряшка, понятно, по нему сохнет, но ты-то не по этой части!
— Заткнись.
Какая-то возня. Вадим, не оборачиваясь, гладил пальцами каменное лицо.
— Мы идем дальше, ты идешь с нами, Миша. Если повезет — выберемся из дерьма в нормальный мир. Не повезет — сдохнем. По мне, лучше сдохнуть, чем в говне ползать.
— А если не пойду?
— Я убью тебя.
Вадим все-таки посмотрел на них. Леон и Ходок стояли напротив друг друга. Леон, как всегда, был спокоен, только прищурился. Ходок по привычке лыбился.
— Да ты даже не знаешь, куда идти!
— Ничего. Разберусь. Ты меня знаешь, Ходок. Я разберусь.
— И ради чего?! Ради его баек, что ли? А если он — псих? Трехнутый лунарь? Если нет, кто сказал, что в его мире нам обрадуются!
Вот сейчас Леон прислушается к «голосу разума» — и прощай, мечта о родном доме. А действительно, что делать с Леоном, Сандрой и Ходоком в нормальной Москве? Разве что объявить их психами с амнезией… Стоп. Потом. По мере поступления проблем.
— Ну уж по сравнению с эти дурдомом мой мир — рай земной!
— Я сказал. — Леон не обратил на Вадима внимания. — А ты, Миша, решай для себя, как тебе больше нравится — живым или мертвым. Я тебя никогда не предавал. Я тебе жизнь спас, и ты мне обязан.
Голос у него был невыразительный, серый. Леон уперся, будет искать выход в другую реальность. Его так просто с пути не сдвинуть. А что он будет делать в Москве, в нормальной Москве? Вадим представил себе Леона на фоне его картин: модная выставка, фраки, брильянты, Леон щерится на сытых обывателей, и они чувствуют силу, на брюхе стелются… Да, реальный вариант. Можно будет попробовать. Взять кредит или у папани денег попросить в долг (не откажет же, старый козел), организовать кампанию рекламную, зальчик снять, шумиху в прессе… Конечно, сперва сбить спесь с художника. В своем мире командовать будет Вадим, вся эта сладкая троица будет от него зависеть. Ничего, переживут. Ходока в дурку сдать. Не нравился Вадиму Мишаня. Гнилой, мутный. Пожалуй, легче всех ассимилирует, будет мобилки по ночам отжимать или сутенером заделается. На фиг такие знакомства. Сандра — красивая девка, не пропадет. Станет вести секцию, объяснять домохозяйкам правила самообороны…
Вадим чуть не упал: заснул стоя. Леон и Ходок уже лежали по разным лавкам. Ходок, несмотря на жалобы, холодно ему, видите ли, храпел. Леон смотрел в потолок широко открытыми глазами. Чудак человек. О чем думает — непонятно. Застыл, как крокодил в болоте.
Сандра все не шла. Да ничего с ней не будет, она же боевая девка, всем яйца оторвет… А трахнут — ну, трахнут, в первый раз, что ли? Переживет. Бессмысленно ее ждать… Вот, на лавочку, тряпкой прикрыться…
— Да ничего. — Сандра, наверное, говорила уже давно, Вадим спал и не слышал. — Не пойдут они к Главному… Он же идейный, он нас трогать не велел. Эти кобели сами напоролись.
— Мы — на их территории.
— И что? Ножки раздвинуть: чешите херы все желающие? Сам бы пошел и отсосал!
— Полегче, детка.
Сандра замолчала, перевела дыхание. Открывать глаза Вадим не хотел, заметят еще. Они спорили вполголоса на лавке Леона.
— Жить будут. Трахаться долго не смогут, а жить будут.
— Ладно. Что теперь, в самом деле… Сколько их было?
— Трое. Пацанье. Я нашла их начальника, сдала ему тела и вернулась сюда. Видишь, все мирно. Начальник не возмущался, охренел в полный рост! Ох, ты бы видел его рожу! Леон? Ты спишь, что ли? А? Лео-он!
— Ложись уже.
Вадим настороженно прислушивался: как — ложись?! С Леоном, что ли? Не, ну надо же: сам девку трахает, а потом учит, что надо ножки раздвигать по требованию. Перед другими. Кто, мол, хозяин положения, тот девушку и танцует. С ней бы, конечно, ничего не случилось, но это Вадиму можно так думать, у него с Сандрой ничего не было. А Леон? Однако ритмичных поскрипываний не доносилось, только Ходок по-прежнему всхрапывал. Вадим решился, сел на скамье. Леон и Сандра спали в обнимку. Одетые. Просто спали.
Зябкий холод залез под майку. Вадим сейчас тоже не отказался бы от теплого соседа, но «свободен» был только Ходок, который не прельщал совершенно.
Вадим спал плохо, постоянно просыпался, у него зуб на зуб не попадал. Забылся лишь под утро. С рассветом их растолкали и выпроводили из каменоломен, ни слова не сказав.
* * *
— Твою ж мать! Вот же еб! — Ходок со всей дури вмазал по торчащему из земли камню.
Леон снова сошел с тропы, долго топтался, поправляя ботинок, подкатил штаны и сказал:
— Попал в дерьмо — не чирикай.
— Эй вы там, а ну живее! За минуту не свалите — стреляю! — донеслось сверху.
— Хоть жилетку, суки, отдайте! — завопил Ходок и получил затрещину от Леона.
Насупился, запыхтел, но смолчал, только косяки исподлобья бросал. Когда чертовы пещеры остались позади, он снова заладил:
— Теперь стопудово пиздец. Без жрачки. Без оружия. Без теплой одежды… Ну, мы лоханулись! Надо было сразу валить, как Сандра растяжки увидела. Бля, как детей! Раздели, разули… Бля-я-я-я…
Вдруг Леон резко развернулся и направил пистолет промеж глаз Ходока. Тот аж рот разинул.
— Заткнись, а? Достал уже. Мне тоже тошно.
Ходок мгновенно заткнулся и посерьезнел.
— Еще ты сопли не жевал! — Леон сунул пистолет за пояс.
— Откуда? Тебя же тоже обыскали! — Сандра не удержалась, бросилась ему на шею. — Ты гений! Куда ты его спрятал?
— В траву, — ответил Леон. — И карту — тоже. Идем. Вдруг эти сумасшедшие передумают.
Вадим его даже зауважал. Надо же, думать умеет. Соображает ведь иногда. Это хорошо, на рукомашестве и дрыгоножестве далеко не уедешь.
Ходок хихикнул. Закинул голову и беззвучно рассмеялся. Лицо у него было безумное и злое.
Двигались цепью вдоль заболоченных берегов. Ноги увязали в тине. Камыш рос так густо, что сквозь него приходилось продираться. В спертый воздух взлетали тучи вспугнутых комаров, мошек и какого-то неведомого гнуса. От укусов лицо распухло и неимоверно зудело. Взвизгнув, прямо из-под ног драпанула речная крыса, по размерам больше похожая на вьетнамского поросенка.
— О, с голоду не подохнем, — радостно заметила Сандра.
— Какого хрена мы месим грязь, — снова заладил Ходок, замыкающий шествие. — Нельзя, что ли, лесом идти?