– Это хорошо. Не хочется думать, что ты в меня влюбишься. От ее внимания не ускользнуло умиление в его голосе. Она с изумлением подумала о том, что она чуть не упала от одного его прикосновения. А ведь он даже не задел ее клитор...
– О-о-о! – вырвалось у нее, и она даже не пыталась устоять на ногах, а навалилась на него всем телом. Габби неясно слышала у себя над ухом его тяжелое прерывистое дыхание – как после очень долгой пробежки. Вот-вот нахлынет освободительная волна, она поднимается по всему телу, чтобы...
– Господи, Габриель, что ты со мной делаешь...
– Вы только полюбуйтесь, как мило, – насмешливо произнес низкий голос. – Похоже, она уже на взводе и дожидается меня. Мне не терпится закончить то, что ты начал. Помнишь, как бывало, Адам? Как мы с тобой делились? Или ты опять сделаешь вид, что этого не происходило ни разу за тысячи лет твоей жизни, которых как будто тоже не было? Она знает, что мы можем с ней сделать? Ты ей рассказывал, как мы развлекались со смертными?
Габриель судорожно дернулась в руках Адама, и такой желанный оргазм, едва начав зарождаться, исчез в отличие от возбуждения. У нее пересохло в горле, когда она услышала ироничный голос, который поверг ее в оцепенение. Габби отчаянно пыталась взять себя в руки, заговорить, предупредить Адама, что Дэррок снова их нашел, но предательские голосовые связки не слушались ее точно так же, как на Фаунтин-сквер. Она не могла пошевелиться и буквально вросла в пол.
Пока Габби стояла, не в силах даже пискнуть, она с облегчением и изумлением поняла, что каким-то образом Адаму стало обо всем известно.
Вытащив руку из ее джинсов, он резко развернул ее к себе лицом и прижал к своей груди, злобно зарычав:
– Черт возьми!
Глаза Габби с ужасом смотрели на высокое огненно-рыжее Существо, стоявшее прямо у плеча Адама. Повернув голову назад, она уставилась на Дэррока.
Сверкая радужными глазами, в которых мелькал холодный ледяной сумрак, он вытянул свои безупречные губы с отпечатком жестокости и послал ей через плечо Адама воздушный поцелуй.
Из ее горла вырвался вопль. Но они уже перемещались. Они перемещались несколько часов. Поначалу Габби продолжала пребывать в таком изумлении, что с трудом могла думать и даже не пыталась заговорить. Все ее тело находилось в подвешенном, болезненном состоянии эротической готовности, которая никак не хотела рассеиваться.
«Что ж, хотя бы в одном «Книга о син сириш ду» оказалась точной», – подумала Габби. В той части, где говорилось: «Способен так удовлетворить женщину, что та лишится дара речи, а рассудок ее помутится».
Потому что Габби знала, что никакой страх в ее жизни не мог сравниться с тем ураганом желания, который разбудил в ней Адам. И опять же, ей начинало казаться, что страх вызывал у нее лишь временное оцепенение, чувство уязвимости, только и всего.
А вот страсть... такую страсть, которую Адам в ней разбудил, она никогда раньше не испытывала. И даже не думала, что такое вообще возможно пережить. Все просто: когда к ней прикасается Адам Блэк, она чувствует себя удивительно, чрезвычайно, пьяняще живой.Именно этого она и боялась: несколько поцелуев Существа – и женщина погибла. Нельзя сказать, что Габби не была знакома с искусством поцелуев. Она много раз целовалась. Вообще-то, она даже предполагала, что целовалась во много раз больше, чем другие женщины. Потому что она девственница, а мужчины... ну, мужчины, с которыми она встречалась, прикладывали огромные усилия во время любовной прелюдии с ней, и каждый хотел быть у нее первым, как будто это какое-то соревнование.
Несколько часов искусных, обольстительных поцелуев – и она неизменно указывала своим ухажерам на дверь. И все же после поцелуев Адама она не только максимально приблизилась к оргазму, но и готова была упасть – в буквальном смысле этого слова – в постель, на пол или куда там он захочет.
Он одурманивал. Ей было нелегко смотреть на него и гадать, каков он в постели, но теперь она знала это наверняка и с этих пор никогда больше не сможет спокойно смотреть на него. Она будет думать об этом. Представлять все в мельчайших подробностях. Теперь, когда она почувствовала его вкус, она наконец могла выразить словами то, что испытывала по отношению к нему с самого начала и что не давало ей покоя с первого дня их знакомства: в Адаме Блэке было больше человеческого, чем у большинства людей.
Он был сильным, чувственным и уверенным в себе, настоящим гедонистом в каждой клеточке своего золотисто-бархатного тела. Он обожал секс, наслаждался сексом и всем, что с ним связано. Он был властен, но именно этим будил воображение женщины. Габби знала, что в постели он захочет играть ведущую роль и, пожалуй, будет грубоват. Он станет овладевать ею всеми способами, какие она только могла себе представить, а также – в этом она была вполне уверена—и теми, какие не могла.
Он будет изобретателен и неутомим и полностью отдастся наслаждению. Габби не сомневалась, что он сможет сделать так, как сказал, – оставить ее такой слабой, так оцепенело и отчаянно жаждущей, что у нее не найдется сил даже на то, чтобы самостоятельно поесть, оторвать голову от подушки, от пола или где он там ее оставит, когда закончит с ней.
Адам Блэк мог запросто свести женщину с ума в постели. «И не только там», – предупредил слабый внутренний голос. «О да, – не стала спорить Габби. – И не только там». Обо всем этом ей нужно было хорошенько подумать, и желательно не тогда, когда он к ней прикасается. И она обязательно все взвесит, как только все немного утрясется.
Не то чтобы Габби искала себе оправдания, но, с тех пор как ее жизнь стала такой сумасшедшей, она была вынуждена быстро реагировать на постоянно изменяющиеся обстоятельства, не имея возможности все как следует обдумать. Не было необходимости вспоминать одно из изречений Грэм, чтобы понять, насколько опасна такая жизнь.
«Но Боже правый, – подумала Габби, внезапно разозлившись, – мне было бы гораздо легче думать об этом, если бы я знала, каковы мои шансы выжить». Для того, кто не знает, сколько ему осталось жить, дисциплина и самоотречение имеют странное обыкновение улетучиваться вслед за подсчетом калорий.
Прошло довольно много времени, пока Габби пришла в себя после дикого возбуждения настолько, что смогла расслабиться в объятиях Адама, когда они перемещались. И даже тогда она вела себя очень осторожно. Она избегала прикосновений к той части его тела, которая все еще была твердой как камень могла легко завести ее снова. Габби заметила, что он и сам стремился не прикасаться к ней своим бугром, и когда она ненароком задела его там, он возмущенно зарычал:
– Не прикасайся к нему! Больно же. Я все-таки не железный.
– Извини, – тут же ответила Габби, хотя женское начало где-то глубоко внутри нее восторжествовало, с радостью узнав, что не одной ей так нелегко прийти в себя. И что не только на нее их близость произвела такой сильный эффект. (И уж конечно, он все-таки был железный, по крайней мере в том самом месте.)