Он видел, как Ганни прошел к старому каменному монументу на краю поляны и что-то подобрал с земли, потом покачал головой и вернулся к тому месту, где на земле лежали изнеможенные легионеры.
– Вставай, Герцер, – тихо сказал он.
Герцер на секунду подумал, что не сможет выполнить приказ, но потом вынул руки из лямок рюкзака и все-таки поднялся.
– Янг, Лок, Сталь, первая смена часовых. Динн, ты сержант первой смены.
– Черт побери, – качаясь, поднялась на ноги девушка. – Ребята, подъем.
– И все остальные тоже. – Герцер прошел к монументу. – Окапываемся, Ганни?
– Нет, – ответил сержант. – Отдыхайте. Умойтесь, перекусите, до завтрашнего утра мы остаемся на месте.
Герцер передал приказ отделениям, а сам пошел к монументу. Камень был таким старым и стертым, что почти ничего нельзя было различить, кроме двух вырезанных на камне ружей.
– Знаете, что это такое, Ганни? – спросил он у подошедшего Резерфорда.
– Нет, – ответил тот. – Чья-то могила. – Но вот что я нашел у монумента. – И он протянул Герцеру свежий лимон.
Герцер взял лимон в руки, удивленно его разглядывая.
– Здесь ведь никто не живет, Ганни. Кто же оставил лимон рядом с памятником?
– Не знаю. На этой поляне часто разбивали лагерь те, кто ездил на Ярмарку, а еще просто путешественники… Это началось давным-давно. Вряд ли кому-то известно, кто именно здесь похоронен. Но каждый день перед памятником появляется свежий лимон. Бери, если хочешь, завтра появится новый.
Герцер пожал плечами и разрезал лимон ножом. Лимон был вовсе не такой кислый, как он думал, даже немного сладковатый.
– Хотите? – спросил он.
– Нет, – ответил сержант. – Я смотрю, ты не занимаешься устройством лагеря.
– Нет, Ганни, – ответил Герцер, высасывая лимон. – Декурионы прекрасно знают свое дело. Я сейчас проверю, чем они заняты, но вряд ли там могут возникнуть проблемы. Мы теперь можем разбить лагерь даже во сне.
– Это точно, – усмехнулся Резерфорд.
– Можно обратиться, сержант? – спросил Герцер.
– Обращайся.
– Можно узнать, когда мы вернемся в город? Пожалуйста. Или когда мы снова встречаем обоз? Мы и так уже живем на половине рациона, эта еда – последнее, что у нас есть.
– Завтра, – ответил Резерфорд. – По долине к нам направляется обоз. Завтра мы выйдем им навстречу, так что придется пропустить всего лишь один прием пищи.
– Спасибо.
– За что? Идите, рекрут, – проворчал Ганни, но глаза его светились улыбкой.
И Герцер отправился присматривать за своими подчиненными.
Обоз был всего в пяти километрах к северу, и когда они вышли на него, возницы еще не запрягли волов. Наконец-то они поели нормальной горячей пищи. К их удивлению, Ганни разрешил им сесть на повозки, и часть пути они проехали.
Они двигались вместе с обозом целых два дня по ухабистой дороге. Еды было вдоволь, и вскоре они стали набирать потерянные за время Долгого Похода килограммы. Когда они слезли с повозок, до Вороньей Мельницы оставалось полпути. Все отдохнули и готовы были продолжить путь пешком.
Они вошли в городок с песней, несмотря на моросящий дождь. Солнце как раз садилось за Железные Холмы. У бараков их встречала толпа людей. Ганни торжественно спешился, подошел к мэру Тальботу и отдал ему салют.
– Милорд, первая группа Академии Вороньей Мельницы закончила курс обучения и готова к несению воинской службы.
– Благодарю вас, орудийный сержант Резерфорд, – ответил Эдмунд и тоже отдал ему салют. – Займите свое место.
Но Резерфорд не встал позади строя, как обычно, а отступил в сторону, в то время как оружейник вынес переносной горн и наковальню. Горн был уже раскален, и Герцер с опаской взглянул на красные угли.
– Герцер Геррик, – подозвал его Эдмунд. – Подойди ко мне.
Герцер вышел вперед и печатным шагом подошел к мэру Тальботу.
– Подними правую руку и повторяй за мной. Я, дальше свое имя…
– Я, Герцер Геррик…
– Торжественно клянусь поддерживать и защищать Конституцию Соединенных Свободных Штатов…
– Торжественно клянусь…
Тальбот выслушал его до конца, потом протянул руки вперед и сказал:
– Покажи оружие.
Герцер достал ненавистный тренировочный меч и протянул его вперед рукоятью Тальботу. Тот взял его и передал Ганни Резерфорду, который передал назад настоящий стальной меч. Тальбот взял меч и поднял его высоко над головой.
– Пусть каждый раз, когда этот меч покидает ножны, будет не напрасным. Протяни левую руку ладонью вверх.
Герцер послушно вытянул руку вперед, а Тальбот провел клинком по внутренней стороне руки. На коже появилась полоска крови.
– Кровь за кровь… – начал он и замолк.
– Сталь за сталь, – подхватил Герцер.
Тальбот протянул ему меч, взял кузнечные щипцы, которые держал оружейник. В щипцах был зажат металлический значок.
– Протяни руку.
Герцер сделал, как его просили, и Тальбот крепко прижал металл к кровавой ране.
Герцер крепко сжал зубы. На какое-то мгновение ему показалось, что от боли он потеряет сознание, но потом он глубоко вздохнул и даже не дрогнул.
– Мы рождаемся в крови… – сказал Тальбот.
– Живем в крови… – продолжил Ганни.
– В крови и умрем, – выдохнул Герцер, когда Тальбот отнял металлическое клеймо.
Эдмунд взял горсть золы и прижал ее к ране, потом кивнул оружейнику.
Тот вышел вперед, взял еще горячий значок и прижал его к доспехам Герцера слева на груди.
– Встань в строй, Кровавый Лорд Герцер Геррик. Добро пожаловать в наше Братство.
Один за другим Кровавые Лорды принимали присягу, а Герцер тем временем разглядывал знак на руке. Орел что-то сжимал в когтях. В центре цифра «один», а над ней слова «Semper Fidelis«note 12.
Он не знал, что значат эти слова, но понимал, что отныне и на всю оставшуюся жизнь они выжжены не только у него на коже, но и в мозгу.
– Как дела, Мирон? – спросил Эдмунд, присаживаясь рядом с другом.
Он уже месяц или более того не заходил в таверну Тармака и с радостью отметил, что прежнее буйство пошло на спад. В городе появились две другие таверны, к Тармаку теперь заходили в основном люди уважаемые. Эдмунд узнал большинство из завсегдатаев, все они много лет подряд приезжали на Ярмарку. Как ни странно, новых лиц в таверне почти не было.