Он закончил проверку и вернулся к центру лагеря. Там его поджидала сержант-майор Косутич с переносным пультом управления через плечо.
— Запускаем, — сказал он.
Ева щелкнула выключателем, и на экране панели вспыхнуло множество значков. Защитный периметр ожил, автоматическое оружие, готовое к стрельбе, уставилось в ночь, прислушиваясь к сигналам датчиков. Ева пробежала глазами список результатов самопроверки и удовлетворенно кивнула.
— Внимание всем, — объявил Панэ, используя одновременно внешний динамик скафандра и многополосную связь коммуникатора. — Мы все живы. Если кому приспичит отойти в сторонку и пописать, сделайте это в гальюне.
Гальюны, как и все остальное, были устроены в полном соответствии с рекомендациями по разбивке временного лагеря на враждебной территории: выкопаны точно по нормативам на окраине лагеря, ближней к джунглям. Внутри защитного параметра каждая пара морпехов — стрелковые двойки — быстро оборудовали огневые позиции. Большинству морпехов предстояло в них и спать. Двухметровые окопчики были не слишком удобны, зато безопасны. Те, кто не был объединен в стрелковые команды, например пилоты (и Роджер тоже), установили свои индивидуальные походные палатки во внутреннем периметре, образованном огневыми позициями. Морпехам предстояло спать по очереди: пока один член двойки спал, второй стоял на страже. Эта система, опробованная армией в тысячах войн на множестве планет, была общепринятой и относительно безопасной. Относительно.
— Как себя чувствуют бойцы, сержант-майор? — тихо спросил Панэ.
Он терпеть не мог прибегать к расспросам, но постоянные препирательства с Роджером отвлекали его от привычных забот о подчиненных.
— Им не по себе, — призналась Косутич. — Особенно женатым. Их жены и дети уже получили, наверное, извещение о нашей гибели. Даже если нам удастся вернуться, хорошего мало. Кто позаботится об их семьях? Страховая премия на случай смерти не так уж велика, чтобы на нее прожить.
Панэ обдумал проблему.
— Скажи им, что по возвращении всех ждут солидные наградные. Кстати, когда мы доберемся до какой-нибудь цивилизации на этом чертовом шарике, мы попробуем организовать что-то вроде выплаты жалованья.
— Об этом пока думать рано, — покачала головой Косутич. — Пока пережить бы нам благополучно эту ночь, о большем я и не прошу. Не нравятся мне рассказы об этих ядэнах, очень не нравятся. Этот здоровенный скользкий ублюдок не похож на пустозвона, слухами он пугать не станет.
Панэ кивнул, но вслух ничего не сказал. Не мог же он признаться подчиненной, что мардуканский шаман напугал и его.
— Проснись, Вилбур. — Младший капрал д'Эстре стукнула напарника-гранатометчика по ботинку прикладом плазмомета. — Ну давай же, глупое животное. Твое время вышло.
По местному времени уже наступила полночь, и девушке уже давно хотелось отдохнуть. После захода солнца они уже два раза менялись местами, но с тех пор стало значительно холоднее. За все это время она видела, как вдалеке, между деревьев, пробежали несколько мелких тварей, и слушала непривычные звуки чужой планеты. Ничего опасного, ничего такого, о чем можно было бы вспомнить в письме домой. Даже в безлунную ночь шлем позволял видеть неплохо — как в вечерние сумерки. Час за часом она могла только ждать, наблюдать и думать о том, как они влипли. Почему бы не заняться этим Вилбуру, тем более что его очередь дежурить? А она заползет в палатку и наконец уснет, только сначала надо выпинать оттуда разленившегося напарника.
Гранатометчик спал примерно в метре от окопчика. Морпеховская палатка представляла собой гибрид одноместной туристской и спальника. В случае тревоги боец мог выбраться из нее в мгновение ока и скатиться на дно окопа, даже толком не проснувшись. Обычно Вилбур просыпался при первом же прикосновении напарника, но позади был тяжелый день, и он спал чересчур крепко.
Разозлившись, д'Эстре достала фонарик и включила красный фильтр. Кроме видимого света он давал и инфракрасное излучение, легко проникающее сквозь ресницы. Сейчас она ему устроит...
Она откинула клапан палатки и направила фонарик в глаза спящего.
Когда прозвучал первый вопль, Роджер мгновенно вскочил на ноги. Лучше бы он этого не делал — заработал бы на несколько ушибов меньше. Едва он выпрямился, на него навалились двое морпехов и с размаха уложили на землю, лицом вверх. Спустя мгновение еще трое уселись на него сверху, а вокруг образовалось плотное кольцо телохранителей, ощетинившееся стволами наружу. Роджер и опомниться не успел.
— Слезьте с меня, черт бы вас побрал! — заверещал он.
Никто даже не шевельнулся. Пределы его власти были обозначены предельно четко: морпехи позволяли ему решать самостоятельно всякие пустяки — например, жить им или умирать, — зато в серьезных вопросах — а именно: жить или умереть ему самому — голос принца не значил ровно ничего. Телохранители игнорировали его приказы и угрозы так равнодушно, что в конце концов он бессильно хихикнул и затих.
Прошло несколько минут. Руки и ноги, закрывшие тело принца со всех сторон, расплелись, груда тел рассыпалась. Кто-то отпустил парочку добродушных шпилек, которые Роджер благоразумно не расслышал, еще кто-то протянул ему руку и помог встать. Вокруг было темно, как в штольне, и Роджер поначалу не понял, что заставило пехотинцев отпустить его на волю, но тут еще кто-то надел ему на голову шлем, и зрение прояснилось. В дверном проеме штабной палатки стоял Панэ.
— Поздравляю, — устало сказал капитан, — у нас в гостях побывали вампиры вашего приятеля.
В личном файле гранатометчика значилось, что ему двадцать два года, рост сто семьдесят сантиметров, вес девяносто килограммов. Он родился на Нью-Оркнее. Волосы у него были светло-рыжие. Это уже не из файла: Роджер смотрел на его руки, густо покрытые рыжеватой шерстью.
Девяноста килограммов в парне уже не было. Его веснушчатые руки в ярком луче фонаря напоминали кости скелета.
— Что бы это ни было, — сказала Косутич, — оно высосало всю кровь, до последней капли.
Она завернула край «хамелеона», показала отметины на животе, затем повернула голову покойного, демонстрируя горло и шею.
— На всех артериях одно и то же: по два прокола примерно на ширине человеческих клыков. Может, чуть поуже.
Панэ повернулся к младшему капралу, обнаружившему погибшего. Девушка с каменным лицом стояла над телом своего бывшего напарника и не мигая смотрела на командиров (в командной палатке, где они собрались, присутствовал и командир ее взвода).
— Расскажите все еще раз, — сказал Панэ с несгибаемым терпением.
— Я ничего не слышала, сэр. Я ничего не видела. Я не спала. Рядовой Вилбур ничего не говорил, не стонал, и вообще никаких звуков с той стороны, где он спал, не доносилось. — Она заколебалась. — Я... Может, я и слышала что-то, но звук был настолько слабый, что я не обратила внимания. Это было похоже на проверку слуха, когда невозможно понять, слышишь ты что-то или тебе только кажется.