И он тут же оторвал крепкими и острыми зубами куриную ножку и в одно мгновение ловко обглодал. Да так смачно, что и Вадиму неожиданно и просто непереносимо захотелось курятины. Однако вместо этого дознаватель хмыкнул, откинул несколько крючков рубашки и размашисто вытер лоб.

— Уф-ф, жарковато тут у тебя.

Он рассеянно оглядел дом, скользя взором по наиболее дальним и темным углам.

— А что, пан Митяй, не выйти ли нам на двор? Просвежиться бы чуток потребно…

— Почему и нет? — отозвался хозяин, с сожалением поглядывая на уже облюбованное крылышко. Судя по размерам, оно вполне могло принадлежать горному орлу, а не местной хохлушке. Вадим встал и вышел, царапнув взглядом по своим помощникам. Браславский тяжело поднялся и последовал за гостем. В сенях пан Митяй прихватил с гвоздя тяжелую овчинную шубу и, невзирая на протесты Вадима, набросил ему на плечи.

— Сейчас, на святки, морозы особенно злые. И хитрые, между прочим. Любую щелку найдет в душе холод, схоронится там. А когда не ждешь, глядишь, и прихватит в одночасье — то в жар, то в хлад, как говорится.

Они вышли на подворье, под темное беззвездное небо. И следом тут же скрипнула дверь. Оба как по команде резко вскинулись, обернулись.

Держась за живот, Арунас с виноватой улыбкой выскочил из дому и короткими перебежками, пригибаясь и кряхтя, помчался к отхожему месту. На ходу он остановился, замер и оглушительно чихнул, так что в соседнем доме за низенькой изгородью тут же немедленно выскочила из конуры здоровенная собака и сердито залаяла. Через минуту незадачливый слуга уже крепко заперся в специальной будке, построенной за домом нарочно для самого пана Браславского. Там, очевидно, был постоянный набор свеч и кресало, потому что внутри тут же вспыхнул лучик света, и вслед за ним послышался удовлетворенный вздох Арунаса. По всему было видно, он устроился там надолго и с комфортом, который ценил в жизни едва ли не превыше всего.

Браславский усмехнулся и предложил Вадиму трубку. Дознаватель, однако, вежливо, но решительно отказался.

— На нашей службе курево ни чему, — пояснил он озадаченному хозяину. — Порой, пан Митяй, приходится выслеживать крупного зверя, а у того на табак нос, сам понимаешь, чуткий.

— Не приведи Господь и Пресвятая Дева Мария встретиться с вашим зверьем, пан Секунда, — сокрушенно пробормотал помещик.

— Вот это верно, — согласился дознаватель. — Однако подчас люди из плоти и крови не менее занимательны, нежели духи или прочие порождения мрака. Особенно те, что в самый канун пресветлого праздника вместо того, чтобы предаваться радостям плоти, закаляют свой дух и тело в страхе и хладе. И в отчаянии темном, как мне сдается.

— Что… что вы имеете в виду, пан Секунда? — запинающимся голосом пролепетал Браславский.

— А ты как будто и не знаешь, для чего мы сюда приехали? — холодно ответил Вадим. — Я говорю о молодой особе, что сейчас как раз прячется в заброшенной часовне на краю деревни. Между прочим, твоей деревни, ясновельможный пан, прошу заметить!

— Не понимаю, о чем это вы докладываете, — испуганно пробормотал пан Митяй. Однако его глаза уже бегали в неподдельном ужасе, и трубка, судорожно зажатая в побелевших пальцах, дымила как-то уж совсем понуро и обреченно.

— Зато об этом знает он, — гневно сказал дознаватель. — Тот, кто придет за девицей новогодней ночью. Или, быть может — она? Волчица?

Пан Митяй враз помертвел лицом и скупо перекрестился.

— А вы полагаете, зло бывает мужского и женского роду? — прошептал он, прикрыв глаза. Помещик точно пытался разглядеть что-то в этой кромешной тьме.

Глава 13 В часовне

— Вылезай, Арчи, — тихонечко постучал по двери соснового нужника Пьер. — Хозяин в доме у Браславского, а стало быть, в безопасности.

— А ты уверен, что он ни о чем не догадывается? — послышался тихий и чуть сдавленный голос.

— Это — незыблемое условие, как и обещала госпожа Анна. Всякий раз он будет вспоминать День Нынешний лишь перед тем, как перешагнуть в День Следующий. Или — Будущий, если угодно.

— Ни черта мне не угодно, — фыркнул Арчи и издал булькающий и весьма неприличный, пузырящийся звук. — Если уже в первый день все случилось помимо него, что же тогда будет дальше?

— Это зависит и от нас, Затейник, — пожал плечами Пьер. — От того, насколько тщательно мы будем его беречь.

— Ты говоришь так, словно речь идет не о человеке, а о куске свежего мяса, — недовольно фыркнул Арчи. — Хотя, если призадуматься, дружище, ты не так уж далек от истины.

— Дело не в словах или крепости выражений, — мягко, но настойчиво сказал Пьер. Обойдя нужник, он осторожно заглянул за угол.

Арлекин Арчибальд, он же в этом мире — младший дознаватель Арунас, стоял со скрещенными на груди руками, привалившись к ветхой задней стене помещичьего нужника, с видом пифии, вещающей во храме. Изредка он прикладывал ко рту запястье и издавал те самые булькающие кишечные звуки, что Пьер слышал еще минуту назад. Делал он это, очевидно, не столько в конспиративных целях, сколько для собственного удовольствия. Пьер, он же дознаватель средней руки Пятрас, легонько похлопал напарника по плечу и укоризненно покачал головой.

— Полагаю, Затейник, твоя фантазия еще пригодится. И, боюсь, по гораздо более серьезному поводу, нежели склонность к эпатажу и дешевым розыгрышам.

— Я ж разве спорю, — согласился Арчибальд. — Ну, хозяина-то я не упущу, а вот ты хорошенько присмотри за паном. Этот Браславский откровенно валяет дурака. И еще вдобавок чего-то очень боится.

— Ты слушал их разговор?

Арлекин нетерпеливо мотнул головой.

— И не только. Я смотрел, как он ел курицу.

— Да? — без тени улыбки, а, напротив, очень серьезно спросил Пьер. — И что же ты там разглядел, с этой курицей?

— Он ее ел как замороженный, — задумчиво сказал Арчи. — Ты когда-нибудь ел курицу, не разбирая, все подряд, и ни разу не повернув кости в руках?

— Может быть, что и ел, — неуверенно ответил Пьер. — Когда очень голоден был.

— Судя по тому, сколько этот пан употребил внутрь всяческой снеди, тут о голоде не может быть и речи. Разве что о страхе. Когда только из-за него так и жрешь…

Он легким, почти танцующим движением перемахнул через высокий сугроб и шутовски отдал честь напарнику.

— Ну, что, пошли, Искусник?

— Меня зовут Пятрас Цвилинга, — строго сказал Пьер. — И я выше тебя чином. Заруби себе это на носу, младший дознаватель.

И, не дожидаясь ответа, он зашагал в избу.

Младший дознаватель Арунас Шмуц захохотал, хлопнул себя по ляжкам и вприпрыжку кинулся догонять доброго товарища по государственной службе.

— Впервые это случилось восемь лет назад. Тогда один здешний пан, из обедневших мелкопоместных дворян, бросил вызов оборотню. Он во всеуслышание, при всем честном народе, пообещал содрать с него шкуру и повесить на дверях старой часовни.