— И вы настолько хорошо знаете себя, что готовы пускать в этот мир других, верно? — добавила Наталья, осторожно заглядывая Вадиму в глаза.
— Да, было такое. И от своих слов не откажусь. А у вас, кстати, хорошая память, Наташа. Вот только к чему все это? Давайте уж без обиняков — в чем дело?
— А потом вы убеждали меня, что непременно учтете мнение вашего друга… Даже если оно будет вам по каким-либо причинам и неприятно, — медленно, как во сне повторила женщина, будто теперь прокручивала в голове невидимую магнитную пленку. — Особенно если придется принимать какое-то решение…
— Все так, — подтвердил молодой человек. — И что из того?
— Вадим, — проникновенно и ласково сказала Наталья. Так, словно уговаривала расшалившегося ребенка перестать буянить и выслушать ее, наконец. — Боюсь, вам теперь придется принимать некое решение. И очень важное.
— Важное — для кого? — спросил Вадим, испытующе глядя на хозяйку. — Для нас с вами? Тогда я готов.
Но очередная гусарская бравада у него совсем не получилась. Наверное, виною тому были необычайно серьезные и сочувственные глаза Натальи, глядящие на него, как на…
— К сожалению, думаю, что прежде всего речь идет о вас, — покачала головой женщина. Молодой человек вдруг впервые почувствовал первый укол опасного беспокойства. Он решительно не понимал, в чем дело и куда клонит дама. — Но и меня это касается. В определенной степени… — продолжила свою цепь загадок и тумана молодая женщина.
— Тогда скажите же, черт возьми, в чем дело! — не выдержал и нервно вспылил Вадим. — Извините, но в жизни я более всего не терплю одной вещи. Не-о-пре-де-лен-но-сти.
— И я тоже, — кивнула Наталья. — И я, увы, тоже. Прошу прощения, сейчас я объясню. Все одновременно и просто, и сложно. Помните, когда мы с вами так неожиданно познакомились и перебегали на перекрестке перед трамваем? Вы еще обратили внимание на то, что я увидела вагоновожатую? Не видя, по сути, самого трамвая и целиком положась на вашу мужественную руку?
Молодой человек кивнул, в некотором волнении не придав должного значения даже пресловутой «мужественной руке».
— Да, — ответил он. — И вы тогда еще сказали, что после этих странных… приступов зрение возвращается к вам необычным способом. Вы можете вовсе не видеть еще пока целого предмета, но зато увидеть его часть или даже то, что у него внутри. Признаться, если честно, я тогда не очень-то и поверил, уж извините…
— Но это так, Вадим, — тихо проговорила Наталья. Теперь она потупила взор, и оттого ее лицо выглядело резным профилем на фоне окна — очень красиво и изящно. — Я не знаю, как это происходит. Порою предметы кажутся мне мутными, как за грязным стеклом, порою они просто непроницаемы. А иногда — прозрачны. Границы вдруг размываются и исчезают. Я однажды видела нечто подобное в одной компьютерной игре. Знаете, такие стрелялки, с пистолетом внизу, который все время движется вперед?
— Да, разумеется. Это известные игры, типа «три-дэ-экшн», так их называют. — Вадим сделал руками жест, будто строчил из автомата, только очень большого. — Для них еще существуют коды, чтобы облегчить прохождение уровней. Вы, очевидно, говорите о коде, который позволяет проходить сквозь стены. Их немало: IDCLIP, NOCLIP, KITTY или KITTEN…
— Понимаю, — кивнула Наталья. — Но когда я это впервые увидела — на работе у моей приятельницы часто играют на компьютерах, то страшно испугалась. Мне даже показалось, что у меня опять начинается…
— Удивительно, — заметил Вадим.
— Не то слово, — ответила женщина. — И вот сегодня все опять повторилось.
— С трамваем? — кивнул молодой человек.
Наталья покачала головой.
— Нет… Немного позже. Видимо, приступ еще не успел угаснуть. Как на границе между видением и темнотой.
— Понятно… — протянул Вадим. — И что же вы увидели в нашем городе? Какая тайна вам открылась? Мне это действительно очень интересно, правда-правда!
— Не в городе, Вадим.
Наталья повернула голову к окну. Лицо ее было мертвенно-бледным.
— В вас.
— Во… мне??
Вадим пораженный смотрел на нее. Она же молчала.
Так прошла минута или две, прежде чем молодой человек вновь обрел дар речи.
— И что же вы такого разглядели во мне? — с растущею тревогой спросил он.
— Я не знаю, как это назвать, — одними губами проговорила женщина. Вадим увидел, что даже губы ее побелели. Точно женщина сильно замерзла в теплой квартире, разогретой парами чая, недавнего веселья и коньяка.
— Как это?
— Ну… я не могу объяснить, — пожала плечами женщина. — Но я почувствовала его.
— И что же вы почувствовали?
— Это плохое, Вадим… Очень плохое.
— То есть?
— Понимаете, дорогой вы мой… — Она вдруг осеклась, после чего заговорила быстро, умоляюще: — Только, Вадим, прощу вас, ради бога не пугайтесь. Потому что… Потому что, признаться, мне и самой сейчас страшно. Мне кажется, с вами случилась беда.
«Вот такая… вот такая… вот такая…», — надрывалась в соседнем дворе мощная автомобильная акустика. А потом вдруг все смолкло. И вслед за тем дружным хором, разом, точно могучие ночные петухи, заорали противоугонные системы. Это проснулись и ожили под окнами стоящие во дворе машины.
Так они и сидели — в огромной, быстро и обреченно опустевшей комнате; в мохнатой колючей тьме, словно во чреве огромного ночного мотылька; против воли обостренно прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за окна. Изредка по стенам проползали светлые тени проезжавших автомобилей. Оказывается, по ночам очень многие не спят, а куда-то ездят, возвращаются из гостей или с ночной работы. Как знать, может, в чем-то они и счастливее тех, кто глядит на них сквозь призрачные покровы занавесей, сидя в креслах с поджатыми губами, сложив руки как сухие и безвольные ветви?..
Наталья почти физически ощущала стены той ловушки, куда угодил ее ночной гость. Что это было? Что увидела она в нем — обычном человеке, не хуже и не лучше других? А следовательно, и не заслужившем, наверное, никакой исключительной судьбы, ни с той, ни с другой стороны границы, разделившего добро и зло, скверну и благодать?
Они говорили об этом всю ночь — редко, скупо, роняя слова как тяжелые капли расплавленного металла. То горячие, то — ледяные, обжигающие и жаром, и хладом одновременно.
Была ли то болезнь, скрытый недуг душевного или физического свойства, Наталья не знала. Не могла она объяснить того, что открылось ей на краткий миг в этом симпатичном, добром и приятном человеке. И именно потому — не сумела промолчать и просто распрощаться.
— Если бы вы захотели уйти тогда, утром, возле моего дома… Я бы, наверное, вас не отпустила сама.