И в тот же миг она протянула руку и резко пригнула его голову. Сама тоже нырнула вниз, под защиту забора, за которым намело немало снега.
— Тс-с-с! Молчи…
Затем девочка поманила его и осторожно, наклонясь почти до земли, стала пробираться к концу забора, за которым начинался вход во двор. Вадим ошеломленно последовал за ней. Нюта опасливо выглянула из-за штакетника, а потом указала куда-то вперед.
— Гляди сам. Только осторожно. Вон он…
Мальчик вытянул шею и испуганно выглянул из-за сугроба.
С противоположной улицы в их двор входил высокий мужчина в белоснежной меховой куртке. Вадим видел такие в кино про горнолыжников. Мужчина был очень похож на спортсмена откуда-нибудь из Швеции или Норвегии: накладные карманы и капюшон, светлые спортивные брюки и толстая вязаная шапочка с какой-то эмблемой. Ни дать ни взять — чемпион по слалому или даже снежный марафонец. Он внимательно оглядывал окна дома, в котором жил Вадим. А потом повел взором вдоль стен, прямо на них.
Детей как ветром сдуло. Они что было духу помчались назад, под защиту дома. Потом перебежали на другую сторону улицы и сразу затерялись среди людской очереди, выстроившейся возле киоска «Союзпечать», за которым прилепился маленький колхозный базарчик. Очередь разбирала пачками последнюю свежую прессу в этом году. На базаре торговали деревенские, и народ оживленно обменивался впечатлениями и приценивался к желтым гусям и розовым индейкам. На детей никто не обратил внимания, и они остановились только через два квартала. При этом и Нюта, и Вадим окончательно запыхались от бега и весело плескавшего в крови адреналина, о котором в этом возрасте еще не имеешь никакого понятия.
— Ну, что, смылись? — весело закричала она. А потом обернулась и показала в ту сторону, откуда они только что примчались, смешной длинный нос, выразительно покачивая пальцами, как лебедиными крылышками. — Съели, господа злыдни? То-то же!
Нюта протянула руку, Вадим осторожно ухватил ее за кончики рукавичных пальцев, и они зашагали в глубь города. Мальчик заметно волновался — он действительно впервые шел в кино один с взрослой девочкой. И к тому же — весьма симпатичной, хотя Вадим пока еще себе в этом и не признавался.
Они купили билеты сразу на два сеанса; второй был только через шесть часов и как раз — в восемнадцать ноль-ноль. Нюта строго-настрого запретила Вадиму покупать билеты — мелочь была нужна им для телефона — и сама разменяла новенький аккуратный рубль. Первый сеанс оказался детским, показывали старую новогоднюю сказку, которую оба сто раз видели по телеку. Но в кинотеатре интересней и романтичней; вдобавок они сидели в тепле, и в буфете продавали сдобные горячие пирожки с повидлом, картошкой и капустой. В общем, жить можно.
После первого сеанса они решили отправиться бродить по городу. В основном их маршрут лежал по праздничным елкам, которые стояли в каждом районе и еще в парке культуры и отдыха. Туда Вадим с Нютой пробирались дворами, больно-то не светились на виду; зато пару раз прокатились с горок — они были высокими, и оттуда можно было наблюдать всех стоящих внизу. Волшебников они так и не увидели ни разу, поэтому немного приободрились. Мысль же, что те вполне могли переодеться или замаскироваться каким-нибудь иным, может быть, даже волшебным образом, дети старательно гнали от себя. Потому что иначе защититься от беспокойства и снедающей их тревоги они не могли.
Сеанс на шесть часов был интересным — крутили известный французский приключенческий фильм, целых две серии. Под стук шпаг и звон шпор они совершенно забылись, с интересом и неослабным вниманием следя за сюжетом.
Выбрались из кинотеатра, когда уже было темно. Реальность всего минувшего дня тут же навалилась на плечи, делая походку осторожнее, голос — тише и опасливее; отбивая даже горячее желание обсудить замысловатые перипетии приключений киношных героев. Довольно скоро Вадим и Нюта добрались до Дворца культуры. Его окна ярко горели, в зале светились огни офицерской елки, и в вестибюле играл вальсы и джазовые мелодии настоящий военный духовой оркестр.
— Здорово, — прошептала Нюта. — Это тебе не под проигрыватель с пластинками.
Затем она кивнула на освещенное крыльцо. Там скучал комендантский патруль, с опущенными ушанками и широкими красными повязками на рукавах длинных шинелей. Солдаты постукивали носками начищенных до блеска сапог, изредка попадая в такт, кто — оркестру, а кто и морозцу.
— Ну, что? Пошли?
Вадим поначалу слегка поежился: теперь его уже здорово беспокоила проснувшаяся совесть. Плюс еще несколько самых разных чувств, и далеко не во всех из них он мог бы себе признаться. Поэтому он тут же подбоченился и сказал как можно решительнее и голосом пониже, помужественней.
— Ладно. Только давай скорее, что ли…
Нюта посмотрела на него с удивлением. А он, собрав в кулак всю решимость, ухватил ее за руку и потащил за собой по заснеженным ступенькам. Несколько мгновений замирающего сердца — и дети прошмыгнули мимо солдат и дежурного офицера. Те не обратили на подростков никакого внимания, очевидно, приняв их за детей кого-нибудь из штабного начальства. Еще наябедничают своим папашам, потом хлопот не оберешься!
Нюта отлично знала расположение дворца, но внутри он был огромен; к тому же основательно заставлен разрисованными тумбами, занавесками для выдачи подарков, а также горами всяческого циркового реквизита и театральных декораций — концертная программа сегодня ожидалась обширная. А до утра времени было еще очень много.
— Ты, кстати, любишь духовой джаз? — неожиданно спросила она, когда они пробирались по темным коридорам, на цыпочках минуя лестничные клетки и широкие фойе.
— Не знаю даже, — честно сказал Вадим. — Откровенно говоря, я вообще никогда не задумывался об этом. Он какой-то… гремящий. Все эти трубы, рояли, саксофоны, негры… Я другую музыку люблю. Чтобы побольше электрогитар, ионика чтоб играла, ударная установка бы — целое море всяких барабанов…
— А я бы хотела, чтоб в моей жизни всегда звучало как раз такое, — она даже остановилась на миг, не то прислушиваясь к музыке, доносящейся из зала, не то сама сейчас была поражена этой внезапной и свежей для нее мыслью. — Чтобы в квартире играла классическая музыка — скрипки, фоно, клавесины. А по вечерам со старых пластинок играл джаз. Его ведь можно сделать потише — я знаю, это у музыкантов называется «под сурдинку».
На третьем этаже как раз было тихо. Банкет бушевал на первом, а второй дворцовый этаж был наполовину сплошным балконом, с которого можно было наблюдать за танцующими парами внизу, в фойе. Дети скользнули по темному, изрядно намастиченному паркету, свернули в боковой коридор, и Вадим увидел тонкую с виду белую дверь. На ней красовалась большая и строгая табличка: «Районная библиотека областного комитета профсоюзов моторостроительного объединения „Венибе“».
Мальчик замер перед запертой дверью, а девочка расстегнула шубку и через минуту вынула откуда-то, чуть ли не из-за пазухи, желтый английский ключ на красном шнурке.