Отчего-то чешущий в затылке и виновато улыбающийся Рагнар…
Страшно смущенный Травник в окружении двух весело щебечущих малышек с огромными черно-зелеными лентами в волосах, так похожие на его сестренок, хотя Ян и не видел их никогда в этой жизни…
Лунная дорожка, тихо угасающая в быстро светлеющем предутреннем небе…
Дудочка Молчуна, из одного отверстия которой опасливо выглядывает озорной, клейкий зеленый росток…
И Ключи. Каждый – точь-в-точь, как некогда данный ему Камероном.
Три Ключа на ладони. Ключи Коростеля.
Затем перед Яном медленно и торжественно открылась высокая, удивительно знакомая дверь. Я видел ее на острове, когда случилась зима, вспомнил Ян и улыбнулся. Комната, открывшаяся его взору, была наполнена ослепительно белым сиянием, вокруг, по углам, повсюду вставали клубы морозного дыма. В центре комнаты кто-то стоял и протягивал к нему руки. Сияние угасло, и Ян увидел мать. Это и была та женщина, чье лицо он только что видел у окна. Она молча смотрела на него, ее глаза печально и даже как-то виновато улыбались ему, и она была похожа одновременно и на Эгле, и на Руту, и вообще, наверное, на всех женщин, кто только способны были понять во всем этом хоть что-нибудь.
Затем в глазах Коростеля все прояснилось, удивительные видения исчезли, и теперь его руку уже не обжигало холодное пламя замерзшего металла. Он разжал побелевший кулак и увидел в своей ладони старый железный ключ. Мгновение – и ключ истаял, испустив тонкий, горьковато пахнущий дымок.
Дыхание Яна пресеклось, он вдохнул побольше воздуха и, немного успокоившись, огляделся. Он стоял в просторной темной комнате, поодаль был широкий стол, возле него, у окна – длинная узкая кровать, застеленная каким-то ветхим покрывалом. В углу комнаты возвышалась массивная печь, чернел очаг, и было поразительно тихо. Коростель осторожно положил в уголок возле печки мышонка, спящего в обнимку теперь уже с кусочком сухаря, которым они разжились у стражников на городской заставе, скинул напитанный дождем отяжелевший полушубок, на пятках, чтобы не перепачкать лишнего пол, добрался до постели, тяжело опустился на нее, скинул сапоги. Потом еще раз огляделся, всхлипнул, уронил голову в пахнущие дымом ладони и заплакал.
Но слез у него уже почти не оставалось, и Ян откинул ветхое покрывало, под которым оказалось грубое плотное одеяло, стянул с себя все, что мешало сну, улегся в сырую постель и с наслаждением вытянул гудящие ноги. Через несколько минут он уже спал.
Спустя час или чуть более того дверь в комнату открылась, и неслышно вошел человек. Он постоял возле дверей, пережидая, покуда глаза привыкнут к темноте, затем подошел к окну, осторожно открыл ставни и остановился возле постели. Спящий не проснулся, лишь когда под ногой Рагнара неожиданно громко скрипнула половица, Ян пробурчал что-то сквозь сон и повернулся на бок. За окном дождь усилился, и капли часто и громко барабанили по стеклу. Рагнар несколько минут смотрел на лицо спящего сына, затем на цыпочках отошел и огляделся. Все те же стены, те же полы, вот только запах родного дома я за столько лет успел забыть, подумал он. Рагнар коснулся стены и ласково провел по ней, воскрешая былые ощущения. После чего он опустился на стул и ненадолго присел. Всего лишь на несколько минут, чтобы переждать дождь, сказал он себе. А потом я уйду. Ведь дождь, похоже, и не думает прекращаться…
Легкий ветерок пробежал над полом, испуганно шарахнулся от стен, врезался в печь и ошеломленно повис посреди комнаты, тихо покачиваясь невидимыми волнами теплого воздуха. Человек, стоящий у окна, было задремал, но ощутив спиной движение позади, поднял голову.
– Кто здесь? – спокойно спросил Рагнар, не оборачиваясь. Он сразу почувствовал присутствие в доме какой-то новой, незнакомой ему сущности, которой прежде здесь не было.
– А ты откуда знаешь, что я здесь? – прозвучал где-то под потолком напряженный шепоток.
– Чувствую, – ответил Рагнар.
– Боюсь, что это – длинная история, – откуда-то сверху, над его головой, но уже ближе прошелестел тихий голос, словно кто-то поворошил в печи несуществующие угли.
– Тогда начни с ее конца, – предложил Рагнар.
– Изволь, – ответил голос. – Я – дух.
– Это не новость, – одними губами пробормотал человек. – Весь вопрос в том, чей ты дух?
– Я много страдал, – невпопад заметил голос.
– Тогда говори быстрее – у меня мало времени.
Перед глазами Рагнара по стеклу стекали длинные дождевые струйки, зарождались, умирали, достигнув оконной рамы, и на смену им возникали все новые и новые. «Как люди», – подумал Рагнар но вслух ничего не сказал.
– Хорошо, – покладисто откликнулся дух. – Но учти – это очень большая тайна.
– Мне не нужны ничьи тайны, – покачал головой Рагнар. – Мне вполне достаточно и собственных секретов. Пожалуй, даже лишнего.
– Мы могли бы, если ты захочешь, объединить наши секреты, – предложил дух.
– Что ты сказал? – Рагнар удивленно обернулся, не представляя, впрочем, с какой именно стороны на него смотрит невидимый дух.
– К чему хранить трудные тайны, когда можно с легкостью возложить их на другого? – печально улыбнулся дух, хотя человек этого, конечно, не увидел.
– Кто ты? – человек осторожно положил руку на рукоять кинжала, покоившегося в коротких ножнах у пояса.
– Я дух дома, где долгое время жил человек, который спит сейчас рядом с тобой. Между прочим, это твой сын, если это тебе не в новинку. Ведь ты – его родитель, верно, волшебник? – спросил бесхитростный дух.
– Я – его отец, – наклонил голову Рагнар. – Но он еще пока об этом не знает. Судьба разлучила нас давно, очень давно, и я был не в силах ее превозмочь.
– Пожалуй, я смог бы понять тебя, волшебник, – задумчиво молвил дух Дома. – Мне довелось испытать нечто подобное в своем прежнем существовании, и не могу сказать, что мне это пришлось по сердцу. Деревянный дом, частью которого я был еще недавно, и в котором вырос и возмужал твой сын,, сгорел, волшебник, и я остался один, без крыши и без стен, которые могли бы послужить мне обителью. И сюда-то я попал тайком, уцепившись за шерстку одного славного мышонка, с которым мы жили в нашем славном старом доме. Мы, домашние духи, хранители очага, редко покидаем свои дома, а если это и случается, предпочитаем все-таки кастрюли или на худой конец кувшины, а не облезлые мышиные хвосты. Хотя я ему, конечно очень благодарен.
При этих словах мышонок что-то пискнул во сне, сладко потянулся и тут же вновь крепко обхватил свой заветный сухарь, после чего смешно сморщил носик и вновь тоненько захрапел.
– Для нас, хранителей домашнего очага, расстаться с домом – все равно что потерять близких, как это бывает и у вас, людей.
– Пожалуй, да, – вздохнул Рагнар и опустился на стул.
– Ты можешь разжечь очаг, – молвил дух.