– Я избран старшиной и всегда руководствовался справедливостью, кто бы ни испрашивал ее у меня, – сказал Мастер громче обычного, и в его голосе проскользнули нотки возмущения.
– Зорзы никогда не обратятся к тебе за советом, ты для них – низшее существо, – отрезал Гвинпин и возбужденно прищелкнул клювом. – Люди для них тоже не много значат, так только, как ступеньки на лестнице.
Лисовин улыбнулся в бороду. Гвинпин начинал ему нравиться. Друид не обладал какой-то особенной проницательностью, но очень уважал и ценил это свойство в других. Гвинпин меж тем уверенно сел на своего любимого конька.
– Мы, куклы, – маленький народ, – торжественно провозгласил Гвин. – Раньше я думал, что нас ожидает великое будущее, что когда-нибудь мы выйдем из тени на главную сцену и о нас все заговорят. Пожив несколько дней на свободе, я понял, что кое-кому так и суждено просидеть весь спектакль в зрительном зале на самом последнем ряду. Сцена уже занята, причем там играют свои роли настоящие актеры, не то что мы – куклы. – Он театрально вздохнул и развел крыльями. – Поэтому каждому из нас нужно рано или поздно делать свой выбор. Если ты принадлежишь зорзам и душой и телом, значит ли это, что ты, Мастер, полностью разделяешь их планы? Эти земли принадлежат людям, и всегда здесь жили люди. Может быть, пора начинать жить своим умом, старшина? Что тебе до зорзов, они ведь даже не сделали ни одной куклы! Они только владеют нами…
– Ты всерьез думаешь, что я, Мастер кукол, могу предать своих хозяев? – Кукла по-прежнему смотрела прямо перед собой, словно была загипнотизирована собственными размышлениями. – Они даже тебя не пленили, ведь ты волен в своих поступках!
– Я им еще пока не враг, – тихо молвил Гвинпин, – во всяком случае, им не был, пока они не причинили вреда моим друзьям.
– За три дня ты приобрел друзей, да еще среди людей?
Впервые Мастер позволил себе такую слабость, как сарказм.
– Представь себе, да, нашел. – Гвинпин смущенно поерзал на заду. – Только они еще об этом не знают. Зорзы обманом захватили моего товарища в плен. Я не могу его освободить сам, поэтому пришел к тебе.
«Интересно, почему это?» – полюбопытствовал Лисовин – разумеется, про себя.
– Это делает честь твоему благородству, почтенный Гвиннеус, – сказал старшина кукол. – А ведь возможно, что зорзы, как ты их теперь называешь, специально оставили тебя на свободе, чтобы ты подставил под удар наш народ. Чем же я могу тебе помочь?
– Мне нужно, чтобы ты, Мастер, сам освободил этого человека по имени Лисовин. Я обращаюсь к тебе со Словом куклы!
Наступила тишина. Обе куклы молчали. Лисовин, естественно, тоже, но он размышлял и усиленно шевелил пальцами. Возможно, в эти минуты бородач дал себе зарок при случае разузнать побольше об этом народе, который он прежде никогда и народом-то не считал. Наконец Мастер встал и оказался чуть ниже Гвинпина, только его голова в колпаке была непропорционально большой.
– Ты все обдумал? – спросил старшина кукол.
Гвинпин молча кивнул, а для этого ему пришлось наклониться всем телом, и он едва не грохнулся вниз, еле удержавшись крылышками за край стола.
– Думаешь, это и есть тот исключительный случай, когда можно сказать Слово?
– У маленького народа своя правда, и зачастую она поважнее правды Больших, – сказал Гвинпин и вздохнул.
– Эта правда может оказаться такой же маленькой, как и сам народ, взыскующий ее, – заметил мастер. – Но если только ты все обдумал, я выполню твое требование. Смотри же только, не пожалей потом, что употребил свое Слово в пользу человека, а не сородича.
Кукла почтительно склонилась перед Мастером, балансируя своими ластами.
– Нужен острый нож, с такими путами голыми руками нам не справиться. Он лежит в соседней избе на столе, если мне память не изменяет. Сможешь взять?
– Смогу, – хрипло ответил Гвинпин. Он осторожно слез со стола и, перешагнув через лежащего без движения Лисовина, боком протиснулся в полузакрытую дверь и плотно притворил ее за собой. Лисовин лежал смирно, сознавая, что в наступившей тишине опытное ухо может даже по дыханию определить, что человек не спит.
С минуту Мастер молчал, словно пребывал в глубокой задумчивости. Затем взял лежащую на столе выщербленную деревянную ложку и тихо, но требовательно постучал по краю столешницы.
– Вставай, друид, можешь больше не притворяться. Я давно тебя слышу.
Смущенный и удивленный, Лисовин поднялся и, разминая затекшие ноги, несколько раз жестко провел по ним ладонями вниз и вверх.
– Приветствую тебя, Мастер, – пробормотал он, озадаченно оглядывая комнату. Дверь была закрыта, щель в окне не просвечивала – уже наступила ночь. Лисовин стряхнул с себя обрывки веревок и вопросительно взглянул на куклу.
– Веревки состоят из волокон, волокно на разрыве всегда трещит, даже когда перетирается. Не услышит только глухой, – сухо пояснила кукла.
– Зачем ты тогда отправил этого соню за ножом? – с интересом разглядывая куклу, поинтересовался бородач.
– Я хотел сказать тебе два слова наедине, друид, – ответил Мастер. – Во мне воплощена в какой-то степени внешность моего хозяина, Кукольника. Между обликом и сущностью всегда есть связь, связь внутренняя и не всегда объяснимая. Так обстоит дело у нас, кукол. Насколько мне известно, то же самое существует между вами и вашими потомками, детьми. Я же, учитывая небольшие внешние различия с Хозяином, – он ощупал голову, словно проверяя, на месте ли она, – не ощущаю с ним внутренней связи. То есть совсем.
Он помолчал.
– Я не могу понять мотивы его поступков, не могу предугадать его действия, даже не знаю, зачем ему мы, народ кукол. У нас так не бывает, ведь мы все внутренне едины и всегда находим общий язык друг с другом.
– Может быть, твой Хозяин наглухо закрыл свою душу, как ты говоришь, внутреннюю сущность? – предположил Лисовин.
– Внутреннюю сущность или душу, как вы, люди, ее называете, невозможно закрыть наглухо, рано или поздно она будет находить выходы, как-то проявляться, – скрипуче ответил старшина кукол. – И прежде всего это почувствует кукла – внешний двойник, которая для этого и создана. Раньше я ломал голову, не в силах понять, что это за люди и люди ли это вообще. Теперь я знаю точно – нет, не люди. Кто – не знаю. Кто угодно, но они не такие, как вы. Мне, Мастеру кукол, это не нравится. Столько лет я кочую с ними, но никак не могу их понять. Дело даже не в том, что ты освободился сам и не стал ждать Гвиннеуса. Мне понятно ваше противостояние, я немало наслышан о жрецах леса. Но вот в нем не все доступно моему пониманию, хотя многое и видится порой со стороны.
– Кого ты имеешь в виду, Мастер? – поднял брови Лисовин.
– Меня удивляет твой друг Гвиннеус, – бесстрастно ответила кукла.
– Гвинпин? – проглотив «друга», удивился Лисовин.
– Да, именно он, – подтвердил Мастер кукол. – Впервые на моей памяти кукла просит за человека, да еще рискуя навлечь беду на соплеменников.