– Вот уж дудки, – сказал я. – Не дождетесь.
«Я почти ощутил волну твоего гнева, дружище, чувства, признаю, в этой ситуации абсолютно справедливого. Поступай, как считаешь нужным. Я могу только просить. Больше мне обратиться не к кому.
Но прежде чем отказать, посмотри фотографии во втором конверте и перечти роман – целиком, от начала до конца.
Что же касается меня...
Я тут приступаю к написанию новой книги, благо времени предостаточно. И понятие ‘‘затворник’’ постепенно приобретает в моих мыслях новое значение, еще более эгоистическое.
Не факт, что, создав следующий мир, я останусь здесь, а не перейду, осторожно затворив дверь. Действительно, вдруг он окажется еще лучше? Знаешь, это как ‘‘эффект матрешки’’, только в случае с ними фигурки становятся все меньше, а в моем случае наоборот.
Напоследок – немного о делах житейских.
Я очень виноват перед двумя людьми – мамой и Ванечкой. И если кто-нибудь когда-нибудь выплатит за мой опус хоть какой-то гонорар, подели его пополам, одну половину отдай маме, другую переведи в доллары или евро и открой сыну счет до совершеннолетия с невозможностью снять раньше ему самому или кому-либо из родственников.
В этой квартире кроме меня прописан Иван. Пока он живет с матерью, ее можно сдавать – деньги будут неплохие. Если решишь, ежемесячную плату дели на три части – тебе, маме и на счет сыну. Все необходимые документы на квартиру, а также заверенная нотариусом доверенностьна твое имя (извини, во время одной из наших последних встреч я подсмотрел и запомнил твои паспортные данные) на выполнение всех действий, связанных с публикацией книги и операциями с квартирой, – в баре на видном месте.
Пожалуй, все.
Я завалил тебя поручениями. Не сердись.
Простите меня, дорогие мои. И прощайте.
Ваш Константин Егоров, эсквайр».
Даты не было.
Я потянулся за вторым конвертом, достал из него несколько ярких цветных фотографий, но что-то мешало мне видеть. Я нетерпеливо вытер глаза и уставился на снимки.
В яркий безоблачный день, на фоне великолепного, стилизованного под старину судна на оживленной набережной снялись несколько человек. Вот дядя Женя, Евгений Прохорович, капитан, – будто и не улыбается, а ворчит в усы. Рядом – старший матрос Петя Шалашкин. Вот кок Артемий Иванович, улыбчивый, рано полысевший, знаток французской, японской и украинской кухонь – странное сочетание; его помощник, хитроглазый женолюб и гулена Вовчик, норовящий «свинтить» со своего рабочего места, как только представляется возможность. Стас. Большой, выше и крупнее всех, с гривой черных, блестящих, волнистых волос, – «Черный Викинг», как называл его хлипкий начальник отдела снабжения отеля, с которым они сцепились как-то раз из-за женщины в Севастопольском ресторане (угадайте, чья взяла?..). На лице Стаса – полузажившие шрамики и припухлости, на руках – Фолиант, кажущийся котенком, со вполне кошачьим удовольствием, написанным на физиономии.
Ольга. Невысокая, ослепительно красивая женщина, а только такую и мог придумать Костя, в летнем кремовом платье («М-да, – с завистью подумал я, – мир, в котором всегда лето...»).
Рядом с Ольгой – «Константин Егоров, эсквайр», Костик, в помятой рубашке и каких-то нелепых шортах, но на лице его выражение абсолютного, запредельного счастья, так что разговоры о внешнем виде становятся неактуальными.
Вот он – бог этого мира, сошедший к людям, своим героям.
На других фотографиях состав снимающихся менялся, но все время не хватало одной фигуры. Неужели он неизменно соглашался вставать по ту сторону фотокамеры? Никогда не поверю – с его-то тщеславием...
Или все-таки...
Я снова взял в руки письмо. Из него неясно, что произошло с Вадимом. «Князев должен был умереть. И Стас тоже». «Я писал открытый финал. Какой он теперь, я и сам не очень понимаю». Но Баренцев – вот он, на фотографии, жив, здоров и весел. Или снимались до событий, описанных в финале? И вообще: когда Костик туда
попал? свалился? какой термин уместен?
Я перевел взгляд на две аккуратные стопы листов.
Вот где ответы на все вопросы. Только... Костя просил читать сначала...
И он, пожалуй, прав.
Я взял со стола одну стопку, уселся на диван и прочел титульный лист.
В левом верхнем углу «Константин Егоров».
Почти посередине заглавие «ЛЮДИ И МОРЕ».
Под заглавием – «Современная пастораль».
Я осторожно снял и отложил титульный лист.
«Когда Бог создавал время, он создал его достаточно».
Ирландская пословица.
«Шагреневая кожа человеческой жизни чаще всего исчерпывается нами на пустяки, на случайных людей, на все то, что необязательно и, в общем, скучно, как всякий суррогат».
О. Табаков. «Моя настоящая жизнь»
Пролог
В этом маленьком пыльном провинциальном городке лето – самая изнуряющая пора. Оно здесь начинается рано, много раньше, чем в столицах, в мае... А пожалуй, и в конце апреля. Ни ветерка, ни облачка, ни капли дождя. В зное замирало все: сама природа, люди, животные. Не хотелось есть, пить, двигаться, разговаривать. Июнь превращал городок в белый ад...
Я прочел пролог, все отчетливее понимая, о чем и о ком (о каком опоздавшем жить пассажире) он написан.
Устроившись поудобнее на диване, я погрузился в текст романа, точнее, в ткань его мира...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Яркий свет полоснул по глазам, и Ольга, зажмурившись на мгновение, открыла их...
Я читал много часов, почти не отвлекаясь, и вот добрался до финала.
* * *
Дверь в квартиру дяди Жени была не заперта, а в комнатах все перевернуто вверх дном. «Искали, – подумал он. – Что искали, известно. Также известно, что ничего не нашли. Ибо объект поисков спрятан вовсе не здесь. Интересно, обнаружили ли дяди Женин тайник?»
Судя по учиненному разгрому, торопились и вообще подошли к вопросу по-дилетантски, более вымещая злобу, чем проводя вдумчивый поиск.
Человек прошел в ванную, лег на пол, протянул руку и снял со стены фальшивую плитку. Достал из стены деревянную, покрытую несколькими слоями лака коробку, в которой, завернутый в промасленную ветошь, лежал пистолет, немецкий «вальтер» калибра 5,62, которому лет было больше, чем его обладателю. Оружие было произведено в Германии в 1939 году, о чем свидетельствовали цифры, выбитые на рукоятке.
История нахождения этого оружия была человеку известна. Детские годы дяди Жени, тогда еще мальчика Жени, прошли в небольшом поселке под Киевом. В первые послевоенные годы они с пацанами находили огромное количество оружия в тех местах, где шли бои с немцами и со всевозможными бандами Украинской армии освобождения. Один из приятелей Жени погиб, подорвавшись на зарытом в землю фугасном снаряде.