Полезного в гаражах-то много, да вот беда – вряд ли нам местные дадут все захапать. В лучшем случае то, что мы сможем утащить трофеем, да не все, тут нас опередили. Мы как раз добрались до зомби, валяющихся на перекрестке, – один точно за спиной что-то оружейное имел, я ж запомнил оружейный ремень на черной кожаной куртке. Ан нету уже, спер кто-то, пока наши выжимали остатки недоморфов с окраины гаражей.
То, что тут происходило даже мне понятно. Чисто обглоданные кости, следы суматошного боя то в одном, то в другом месте, и рубежи обороны, которые засевшие здесь головорезы сначала заготовили старательно, но явно против людей, машин и тупых зомби, и лихорадочные нелепые баррикады, сляпанные совершенно уже глупо, в ужасе, когда за головорезов взялись вскормленные ими же по свирепому их скудоумию недоморфы. И гильзы, ошметки одежды, всякий мусор, придающий брошенному полю боя сходство с мусорной свалкой.
Единственное, что нам попалось дельного, – ремонтная яма, куда кто-то хозяйственный аккуратно сложил несколько центнеров картошки. А так всякие инструменты, баночки с краской, маслом, черт знает чем и черт же знает зачем и всякая гаражная хрень. Те зомби, которые там были, уже вычищены, и взгляд проскальзывает по их телам, не цепляясь.
Ну и, разумеется, куча запчастей ко всем машинам мира, которые, может, и пригодятся когда, но не мне. Замечаю, что Демидов шмонает по карманам трупы, всякие бумажки бросает сверху на обысканного, а что-то забирает себе.
– Эй, Гаврош, ты кончай так мародерить. Надерут нам уши по твоей вине. Ты б еще зубы золотые драть начал.
– А чо, им все равно это без толку. И потом, вы ж со жмуров берете всякое, а мне и нельзя?
– Так мы оружие берем, а ты вон всякие вещи. Иди вон давай, карауль снаружи.
– Байду говоришь. Сам мародер, а туда ж…
– Иди, иди, лекции мне тут будешь читать, – пользуюсь я своим извечным в таких спорах правом более толстого и крупного взрослого.
Демидов вылезает из гаража и окликает нас с Надеждой:
– Эй! Лекари! Тут мужик ранетый!
Переглянувшись с Надеждой, выходим из гаража и видим, что из небольшого, сильно замусоренного тупичка с видимым усилием, на подламывающихся руках, волоча ноги, к нам грузно ползет толстый мужик в замызганном камуфляже. Он что-то жалобно бормочет, почти возя носом по насту. Заметно, что и головы ему не поднять, потому нам видна только натянутая на его башку ушанка, когда-то пушистая, дорогая, а сейчас слипшаяся и паскудно выглядящая.
Не сговариваясь, делаем шаг к нему, и мне приходит в голову, что вообще-то при таком разгуле недоморфов живому тут уцелеть было невозможно. Прихватываю Надю за локоть, она непонимающе оборачивается.
Мужичок еще ползет, но видно, что сейчас выдохнется полностью.
– Демидов, у тебя зачинки с собой есть? – спрашиваю я воспитанника.
– А то! – горделиво отвечает он мне.
– Кинь одну слева от мужика! – приказываю ему.
Демидов кидает обрезанную ракету, и та укатывается в сторону слева от раненого.
– Зажженную кинь! – уточняю я.
– Так бы и сказал! – И на этот раз стажер поджигает свою фиговину, бросает ее, и она через пару секунд начинает гореть пышным малиновым огнем, шипя, словно рассерженный кот.
– Твою ж мать! – булькает горлом наша медсестричка, хватаясь за автомат.
Огонь я успеваю открыть чуть раньше, все-таки ждал чего-то такого.
«Раненый» поднял наконец голову и глянул на пылающую в паре метров от него таблетку ракеты. Нам отчетливо видно, что лохматая шапка скрывала за свалявшимися грязными сосульками меха уже нечеловеческую зубастую харю.
– Тикай!!! – очень грамотно и к месту подает совет Демидов, пускаясь наутек – получив несколько пуль, кадавр стремительно кидается на нас, причем оказывается, что волочившиеся ноги все же работают. Он шустро прет на четвереньках, резко вихляя всем телом, отчего становится похожим на атакующего крокодила.
Бегство наше вряд ли выглядит героически. Мы бежим стремглав, понимая, что эта зараза бегает ну разве что чуть медленнее нас, очень уж рывок получился впечатляющим.
– Робя!!! Атас!!! Морф!!! – верещит как резаный поросенок Демидов.
С громадным облегчением слышу грохот разнобоистой пальбы, причем особо радует длинный гром пулемета, но то, что чвакающие шлепки раздаются совсем рядом за моей спиной, подхлестывает куда сильнее, чем олимпийская медаль.
Потом раздается многоголосый хохот.
Оборачиваюсь на бегу.
Эти олухи царя небесного ржут как кони и мало что не пальцами тычут. Морф валяется от нас метрах в тридцати, уже не шевелится. Ну да, чертовы придурки, конечно, мы выглядели комично, продолжая забег, когда морфа уже спекли.
– Кругом, бегом, об стенку лбом, отставить, сам покажу!
– «Зенит» – чемпион!
– Эй, медицина! Чего остановились? До финиша еще двадцать метров, о забор не убейтесь!
– Вовка, засранец! Пошути еще! Мы тут чуть не сдохли! Какого черта тупичок не осмотрели, а? – выговаривать сразу не получается, дыхалки не хватает, потому выдаю с драматическими паузами.
– Да ладно, не графья! Вы прям как Вицин – Никулин – Моргунов неслись, хоть кино снимай!
– Ты, Вовка, допрыгаешься! – чуть отдышавшись, включается Надя.
– Ладно, хоре ржать! Серый, Правило, Крокодил, пошли смотреть, что и как, – вмешивается Ильяс.
Потом, то ли получив в бок незаметный тычок от старшего сапера, то ли самостоятельно одумавшись, опять же распределяет сектора.
Они осторожно спрыгивают к нам в проход. Осматриваем морфа. РПД хорошо прошелся по нему, но и то, что осталось, впечатляет. Совершенно неожиданно выясняется, почему он бежал на четвереньках – у него нет стоп, инвалидом был, а намотанная на коленях слоем лента грязного скотча очень живо напоминает о наших побирушках, косивших под «ветеранов войны». Цыганский бизнес, но вроде ж они по метро раскатывали. Видел я их базу на «Московских воротах», как его сюда-то занесло?
Ноги у него соответственно слабоваты, а вот ручищи и при жизни были мощные. А тут тем более покрутели, вместе с зубами.
Подтягивается и парень с собакой. Ильяс выговаривает ему за пропущенный тупичок, но песик в этой паре выглядит уж больно испуганным – не столько идет, сколько его тащат, и вряд ли от собакина этого был бы прок. Вид морфа пугает пса до полуобморочного состояния, и Ильяс, крякнув и махнув рукой, отпускает «кинолога» восвояси.
Идем обратно в тупичок очень аккуратно.
Правило останавливается около кучи мусора и тянет из глубин за ремень нечто, что заставляет Серегу, покосившегося туда, радостно охнуть.
Словно Афродита из морской пены, из кучи веток, рваных тряпок, пластиковых пустых бутылок и неприлично ярких, хотя уже и запылившихся оберток от всякой дрянной жратвы появляется пулемет Калашникова. С ручкой над стволом с облегченным дырявым прикладом и тонким жальцем пламягасителя. Сошки растопырены, а вот ленты что-то не видно. Видно, те же мысли приходят в голову и саперам. Они бойко распинывают кучу хлама, но без результата.