Роль ездовых лошадей выполняли исполинские саламандры длиной два метра каждая.
Пасть этих земноводных ящериц была усеяна тремя рядами ядовитых зубов. Тело — покрыто твердыми роговыми чешуями.
На спине саламандр восседали мутанты, которым нелегко было подобрать имя. То была помесь бобра, жабы и ежа, родившаяся от противоестественного соития пагубных энергий Праймзоны с населяющими ее тварями.
Каждый такой усеянный иглами ублюдок-жабоид в ближнем бою не представлял серьезной угрозы. Но их стая засыпала врага плотным потоком игл, которые направлялись в цель энергичным ударом массивного кожистого хвоста! Ясное дело, герои лорда Данзаса сразу же прозвали их “иглострелами”.
Был и третий вид мутантов.
Иманд звал из “фринами”. Герои же, когда опомнились от ужаса, окрестили их крабопауками.
Фрин и впрямь походил на глубоководного морского краба, который вдруг отчего-то решил, что его настоящее призвание — кушать клюкву с болотных кочек.
Добавьте к этому волчий аппетит, паучьи жвалы и чуткость летучей мыши — и фрин готов.
Каждый фрин был величиной с крупную собаку и перемещался с пугающей быстротой очень голодной особи!
К счастью для героев, фрины среди нападающих пребывали в меньшинстве. Их насчитывалось не больше пяти десятков. Ибо будь их хотя бы вдвое больше, шансы спастись были бы разве что у Буджума с его летающим мечом.
По совету Иманда весь магический огонь, все стрелы и пули герои сосредоточили на передовом отряде фринов, который под прикрытием тучи ежесекундно исторгаемых игл пытался с наскока атаковать выставленных вперед егеря Людвига и крысолова Дитера.
К счастью, крысы Дитера смогли задержать фринов на несколько драгоценных секунд.
И хотя многие отважные животные были разодраны в клочья страшными клешнями болотных крабопауков, герои смогли как следует прицелиться по неподвижным мишеням и уложили на месте сразу дюжину тварей!
Тогда, повинуясь воле невидимого пока военачальника, сотня саламандр образовала живой холм и взбежавшие на него иглострелы дали еще более плотный залп, чем раньше.
Досталось и Дитеру, и Иманду, и даже… Великому Нагу!
Он тотчас распался на отдельных змей, оставив несколько тел корчиться в предсмертной агонии…
Эта случайность спасла отряд Рутгера.
Когда Великий Наг через пару секунд вновь собрался в гигантскую змею-вещунью — но теперь на двадцать метров правее, чем раньше, — он уже не заикался про молоко овец.
— Я разрешаю вам… Идти на дамбу… — сказал Великий Наг.
Рутгера и его героев просить два раза не надо было!
Однако от преследователей еще требовалось оторваться. Ведь, хотя змеи были готовы оборонять свою вотчину от чуди, они отнюдь не спешили атаковать врага за ее пределами! А Людвиг с Дитером находились уже на нейтральной территории. Как в общем-то и весь их отряд — за исключением разве что Иманда, чей арбалет (оказавшийся, к слову, автоматическим) сеял смерть издалека.
По логике вещей удобнее всего было бы прикрывать отступление Буджуму, паря в воздухе на летающем мече.
Но из-за полученных ран, которые нещадно кровоточили и нестерпимо зудели, герой дважды не смог удержать равновесие на своем чудо-мече и бесславно падал в болотную жижу. После чего было решено временно вывести молниевержца из списков боевого состава…
В итоге отдуваться за всех пришлось Людвигу.
Его верный Зубан что было мочи раскидывал тварей в стороны своими когтистыми, могучими лапами и рвал в клочья острыми, как сабли, зубами.
А сам Людвиг, встав в стременах в полный рост, поражал чудь своими смертоносными дротиками.
Не одна саламандра испустила дух, пришпиленная к кочке разящей сталью Людвига!
А когда егерь убедился, что его друзья достаточно углубились в змеиную вотчину, он крикнул Зубану: “Назад! К своим!” И тот, мгновенно ударившись в стремительный галоп, унес его прочь.
Людвиг не знал, да и не мог знать, что за каждым его движением следили внимательные и холодные женские глаза.
Глаза Болотной Девы.
Чудь действовала вовсе не по наитию. Ею и впрямь управляли — в этом Буджум оказался совершенно прав.
Болотная Дева, загадочное существо, управляла химерическими тварями Праймзоны в районе Болот. Она и выступала в роли того самого полководца, что недрожащей рукой двигал свои полки против героев во главе с охотником Имандом и лордом Данзасом.
Но руководили ею вовсе не алчность и не голод (которые властвовали над ее подопечными). Ею двигало любопытство.
Давно в Праймзоне не происходило ничего столь же занимательного!
Глядя на то, как сверкают над кочками в лучах вечернего солнца светлый круп Зубана и синяя спина улепетывающего Людвига, Болотная Дева улыбалась. Она чувствовала, что живет насыщенной жизнью настоящей королевы. И это наполняло ее давно окаменевшее сердце радостью и ликованием.
Иманд нахмурился.
Картина с дамбы открывалась самая безрадостная. Волны омерзительных исчадий Праймзоны со всех сторон прибоем бились о черную границу, очерченную змеиными головами.
Граница эта, увы, находилась от дамбы в каких-то тридцати метрах.
Это расстояние легко преодолевалось полосатыми стрелами — которым, казалось, не будет конца… Стоять в полный рост на дамбе не было никакой возможности!
Рутгер, спасающийся от вредоносных игл под своим заговоренным щитом, подполз к Иманду и первым завел разговор.
— Что мы будем делать, охотник? — спросил лорд Данзас, старательно скрывая уныние. — Как бы вы описали наше положение?
— Наше положение я бы описал как безвыходное, — горько усмехнулся Иманд.
— И поэтому? Поэтому — что?
— Поэтому мы должны ждать, пока судьба сжалится над нами. И пошлет нам знак о том, что выход из нашего безвыходного положения появился, — ответил Иманд.
— Пока сжалится?! Ждать?! — возмущенно повторил Рутгер. — Сидят на месте и ждут своей смерти только слабаки и бабы! А мужчины — мужчины встречают свою смерть с оружием в руках!
— Я не стану мешать вам встретить свою смерть с оружием в руках, лорд. Но лично я никуда не спешу. Праймзона научила меня терпению.
Возможно, Рутгер нашел бы в себе мужество принять мудрость Иманда. Но судьба не предоставила ему такой возможности.
Потому что над бородавчатыми спинами болотных саламандр и ритмично пощелкивающими жвалами фринов показалась сияющая мертвенным светом женская фигура.
Голова по-королевски разодетой женщины была увенчана короной, набранной из черных жемчужин. В руках она сжимала узловатый, изогнутый деревянный посох с человечьим черепом вместо набалдашника.