Пощечина вышла очень громкой. И небритая щека у Буджума тотчас покраснела!
Ученик охотника в шляпе с фазаньим пером глупо хихикнул.
Буджум попал — на первый взгляд — в совершенно безвыходную ситуацию.
Не станет же он давать сдачи прекрасной даме!
Но и вернуться за свой стол, ничего не учудив, темпераментный Буджум себе позволить не мог.
Поэтому он хрустнул суставами, набрал в легкие воздуху, низко опустил голову и выдвинул челюсть, как делают кулачные бойцы, и что было дури заехал снизу в подбородок своему сопернику, то есть ученику веселого охотника!
Тот не успел закрыться. И даже сообразить, что же это происходит — тоже не успел!
Он брякнулся на спину, раскинув руки в стороны. Да так и лежал, не открывая глаз — бедняга лишился чувств!
Адорнийская принцесса закрыла глаза ладонями и неистово завизжала!
На шум обернулся товарищ поверженного ученика — тот, что с пробором в жирных волосах.
Мгновенно оценив ситуацию, он извинился перед своей партнершей. И, схватив с ближайшего стола массивную глиняную кружку, устремился к месту действия.
В следующий момент он технично метнул кружку в голову Буджума. На удивление — попал. И, воспользовавшись секундным замешательством здоровяка, ударил того коленом в живот.
Почти всякого противника такой удар вывел бы из строя. Но только не Буджума!
Взревев трехголовой чудью, герой схватил врага обеими руками и, подняв над головой, швырнул в бревенчатую стену.
После такого удачного хода Буджуму следовало бы засчитать чистую победу. И она была бы засчитана — если бы не веселый охотник Данни, зачинщик кутежа, а заодно и наставник обоих юношей.
Хмель не помешал бывалому бродяге подхватить табурет и обрушить его на спину героя.
Вот этот удар был всем ударам удар!
Буджум потерял равновесие и с грохотом рухнул на пустой стол.
В это же время пришедший в себя юноша с шляпе с фазаньим пером поднялся на ноги.
И выхватил длинный нож.
Стало ясно, что из сравнительно безобидной рукопашной инцидент плавно дрейфует в значительно более опасную категорию происшествий с применением холодного оружия…
Стало это ясно и Буджуму.
Он энергично подпрыгнул вверх, к потолку.
Да там и остался — к полному изумлению всех присутствующих (за исключением, конечно, Рутгера и его спутников!).
Буджум парил в воздухе на своем чудо-мече. А вокруг него сияющим коконом вились смертоносные молнии!
Любая из них, отпущенная на волю, могла испепелить незащищенного человека до состояния обугленного скелета!
Бог весть чем это кончилось бы, если бы вдруг трактир не погрузился в густую, кромешную тьму. Погас даже очаг!
Музыканты испуганно смолкли.
Во тьме было особенно хорошо слышно, как Буджум рухнул наземь.
Вдруг несколько огней двинулись от входа к центру зала — туда, где только что танцевали пары, а теперь, люто сквернословя, ворочался ничего не понимающий герой.
Шесть мощных рук грубо подхватили Буджума. И поволокли к двери.
Дверь распахнулась в ночь. Невидимые носильщики, как следует раскачав тушу героя, вышвырнули его в тускло моросящий дождь — в точности так же, как Иманд совсем недавно вышвырнул Максимуса.
Стоило двери захлопнуться — и колдовская тьма вмиг рассеялась.
Вновь загорелись масляные лампы, в очаге ожили угли.
И тогда Рутгер сотоварищи смогли наконец рассмотреть носильщиков.
Это были те самые обитатели Праймзоны, астерии, о которых упоминал Иманд.
Головы этих существ напоминали бычьи — мармеладный нос с огромными ноздрями и соломинками вибрисс, крупные вечно слезящиеся глаза, длинные острые рога.
А вот тела астериев были вполне человечьи — разве что мускулистость была почти невероятной для обычных людей.
Из одежды астерии носили лишь набедренные повязки и красивые медальоны на шее.
Но несмотря на это совершенно не мерзли. И этим они тоже напоминали скорее быков, нежели людей.
Ноги же у них были человечьими только до колен. А вместо ступней у астериев были копыта.
— Вот тебе и трактир “Хвосты и копыта”! — улыбнулась Фрида. — Все в нем имеется — и копыта, и хвосты!
“Мы думаем с ней одни и те же мысли!” — восхитился Рутгер. В иное время он непременно ответил бы лучнице каким-нибудь остроумным замечанием.
Увы, ситуация в трактире требовала вовсе не галантных слов.
А его, Рутгера, немедленного дипломатического вмешательства!
Тем более, что на сцене вновь появился хозяин трактира. И лорд Данзас заторопился к нему.
— Прошу простить моего буйного подопечного… Он хватил лишнего… Вдобавок, день, который мы пережили, был таким тяжелым! Разрешите моему нерадивому спутнику вернуться сюда, под крышу этого гостеприимного заведения!
— Не разрешай им, Удо! Пусть драчун ужинает в кустах, как енот! — кричали из-за столика атаманши.
— Подумаешь, “тяжелый день”! А у кого он тут легкий? Да я сегодня двух хлыстов лично вот этими вот руками задушил! Не говоря уже об огневиках, — вставил веселый охотник Данни, баюкая выбитую ударом кисть.
— Если вы позволите этому негодяю зайти, я и мои спутницы, — заносчиво заявил адорнийский принц, приобнимая своих красоток за талии, — будем считать вас своими личными врагами!
Видя такую враждебность, герои Рутгера поднялись и окружили своего лорда. Они были готовы драться. Хотя драться им, конечно, не хотелось.
Кроме того, каждый из них, будучи героем и имея особую чувствительность к прайму, не мог не заметить, что гостями трактира против Буджума было применено адорнийское заклинание.
Наконец заговорил хозяин трактира.
— Мои девочки не дадут соврать, — трактирщик указал на выводок своих дочерей, что застенчиво теснились возле бара, — я держу это заведение многие годы… Если бы вы знали, друзья мои, сколько драк я видел! Я видел их столько, что больше не желаю видеть ни одной. Просто потому, что у меня скулы сводит от скуки. Если бы кто-либо из вас удосужился прочитать правила, которые висят на вон той стене, он бы знал это с первых минут здесь. А так вам придется узнать это сейчас. Каждый дерущийся обязан заплатить мне по пятьдесят серебряных монет штрафа. Да-да! По пятьдесят! А тот, что не захочет это сделать, отправится в подвал под надзором этих симпатяг, — трактирщик указал на четырех астериев, которые, скрестив руки на груди, стояли возле выхода.
— Мы заплатим за своего нарушителя, — сказал невесть откуда появившийся Иманд. — Но они тоже пусть заплатят!