— По-видимому, здесь имеет место какой-то местный праздник… а может карнавал, — вставил словечко образованный Шелти. — Я читал о нем в древнем трактате “О разрешенных безумствах, маскарадах и праздничных шествиях “!
— Да, все так и есть, — заметил кроткий Людвиг. — Потому что я лично слышал, что сегодня все эти господа собрались не просто так, покривляться, а по случаю дня рожденья их лорда!
— Того же самого Бэскета, — подытожил Иманд. — Который-то нам как раз и необходим!
— Нам? Необходим? Этот напыщенный бездарь? — искренне удивился Рутгер.
— Именно так. Ведь без его совета нам придется туго… — сказал Иманд.
— Подожди-ка! Зачем это нам его советы?
— Все очень просто, — пояснил Иманд. — Раз мы, войдя в Голубой Шар, оказались здесь, значит где-то в поместье Бэскета находится еще один Голубой Шар! Ведь как бы иначе были связаны инсула в Городе Мертвых и удаленные земли лорда Бэскета?
— Ах да! Ты как всегда прав! — хлопнул себя по невежественному лбу Рутгер. — Но постой… В таком случае, нам нужен не сам лорд Бэскет, а его Голубой Шар!
— Шар-то нам, конечно, тоже нужен, — терпеливо пояснил Иманд. — Но только после разговора с Бэскетом. По той простой причине, что лично я понятия не имею, где выбросит нас тот шар, который располагается в этом, объятом карнавалом, поместье! И хотя я, скорее всего, смогу найти местный шар при помощи своего компаса, мне совершенно не хочется вдруг обнаружить себя где-нибудь в адорнийском замке на крайнем юге! Потому как его владелец почти наверняка не празднует своего дня рожденья и попросту отдаст своим героям приказ атаковать нас без разговоров! Мораль сей басни проста: мы должны найти Бэскета, спросить, куда приводит его шар, и решить: нужно ли нам туда? Или же проще идти на север на своих двоих, полагаясь на удачу и милость встречных адорнийских лордов?
— Ну что же, Бэскет так Бэскет… — обреченно вздохнул Рутгер. — В конце концов, от чужой бездарности еще никто не умирал…
Меж тем, Фрида никак не желала просыпаться. Так что Буджуму было велено транспортировать спящую лучницу. Это уменьшало ударную мощь их отряда по сути наполовину. И уж конечно сильно портило Рутгеру и без того неважное настроение: а вдруг придется драться?
Однако напали на них отнюдь не стражники! А…
— Х-ха! Ну и смехота!
— Вот это да!
— Только погляди на них!
— Оборванцы! Или разбойники? А может, оборванцы-разбойники! Или… скорее всего… контрабандисты из Праймзоны! Буа-га-гашечки!
— Народ, где вы взяли такие страшные костюмы?! Грязные, подержанные!
— Ну ты и простофиля! Эти костюмы — вовсе не грязные. Они лишь изображают грязные костюмы! Своим видом ребята хотят подчеркнуть, что контрабандисты — нищеброды, невежды и неряхи!
— Буа-га-га! Подчеркнуть у них получилось!
Рутгер, Иманд, Буджум и Шелти, старательно изображая непринужденность, застыли на месте, остановленные подвыпившей толпой в две дюжины человек. Окружившие их люди все как один были под хмельком и в карнавальных нарядах. Один изображал медведя с плюшевым бочонком меда в лапах, другой — морковь на ножках, трое других были в одном на троих костюме длинной шестилапой гусеницы, дамочка в летах изображала вислогрудую русалку, в общем, карнавал как карнавал. Опасаться всей этой публики, конечно, не следовало. Однако Рутгер трезво отдавал себе отчет в том, что если эти веселые миляги поднимут тревогу, если на их крики явится стража, им, дезориентированным и обессиленным, скорее всего, придется принять бой. Со спящей Фридой на руках!
При взгляде на безмятежное лицо лучницы Рутгера осенило.
— Господа, попрошу расступиться! — с наигранной спесивостью в голосе сказал он, старательно изображая подвыпившего кутилу. — Моей героине стало плохо! Мы несем ее к персональному лекарю лорда Бэскета!
— Плохо? Ей стало плохо? Да напилась твоя цыпочка! Вот и вся болезнь! Насосалась как блоха! А вино тут забористое! Коня на спину завалит! Не говоря уже о сливочном ликере! — заржал мужик в костюме трехголовой чуди, при том заржал примерзко.
— А девица у тебя, брат, ничего! Фигурка, формы, все дела… Где таких раздают? — осведомился толстяк в костюме пирата.
— Бросай свою тощую грымзу, губастик, и пойдем с нами! Мы научим тебя играть в фанты! — призывно воскликнула захмелевшая пышногрудая девица с вишенками, вышитыми на чашах лифа.
Однако Рутгер и его герои не стали тратить время насловесные перепалки. Они решительно пошли своей дорогой. Тем более что впереди, за черным кружевом ветвей, призывно сияло что-то очень похожее на театральную сцену!
Да, это была сцена. И на ней вовсю шло театральное действо, в котором опытный взгляд Рутгера сразу же опознал трагедию.
Притихшие зрители сидели на траве и, затаив дыхание, следили за каждым движением седого, с отчетливо контурирующимся брюшком, мужчины, стоящего на авансцене. По некоторым, ведомым каждому театралу признакам, Рутгер сразу же догадался: трагедия движется к слезоточивому финалу.
Он сделал знак своим героям и Иманду. Вся компания остановилась, так сказать, в задних рядах импровизированного зрительного зала.
Мужчина-актер, глядя поверх голов, словно бы выстреливал в ночь текстом своей роли.
Голос его был таким глубоким, а интонации такими подлинными и проникновенными, что Рутгер, сызмальства неравнодушный к актерской игре, невольно расчувствовался.
Я тотчас же умру…
Ведь яд злотворный
Уже проник в мою гнилую кровь… И с родины
Вестей мне не узнать. Но предрекаю:
Возмездие настигнет неизбежно
Всех тех, кто строил козни и интриги
Коварные, бессовестные плел…
А вы — всем честным людям расскажите
О тайных подоплеках всех событий!
Пусть знают правду все…
А дальше — тишина…
После слова “тишина” лицо мужчины с брюшком исказила гримаса нестерпимой боли.
И он упал — вначале на колени, а затем, выронив массивный, богато украшенный кубок, который держал в руках, на живот.
Кубок со звоном покатился по дощатому помосту сцены.
“В кубке — яд!” — догадался Рутгер.
Зал погрузился в загробную тишину. Многие из присутствующих — и это отметил скептик Шелти — выглядели сильно расстроенными. Неожиданно сильно растроенными — ведь всякому же ясно, что пьеса является чистой выдумкой. — Какой актер! Какая игра! — прочувствованно шепнул Рутгер на ухо Иманду.
Зал, меж тем, вышел из оцепенения и над толпой понеслись экстатические восклицания.
— Браво!
— Да здравствует лорд Бэскет!
— Гениально!