– Ладога, цель маневрирует, – проинформировал Громов штурмана наведения. – Существует опасность сваливания. Разрешите открыть предупредительный огонь.
– Предупредительный огонь открыть разрешаю, – немедленно откликнулся штурман, внося свою скромную лепту в затянувшуюся информационную игру.
На этот раз Громов обогнал транспорт, развернулся и на встречном курсе выпустил короткую очередь из пушки. Повёл себя иначе и экипаж «Геркулеса». Транспорт лёг на левое крыло и ещё уменьшил скорость.
«Ага! – отметил Лукашевич. – Прошлый инцидент не прошёл даром. Интересно, они верят, что у нас на пилонах настоящие ракеты, или нет? Можно подумать, что не верят – вон как нагло себя ведут».
– Борт номер 183, – продолжал майор тем временем давить на психику экипажа транспорта. – Немедленно прекратите маневрирование и следуйте за мной. Это не шутка. В следующий раз я буду стрелять по кабине.
Нет ответа. Судя по всему, майору надоело изображать из себя слепого в стране глухих, и он начал действовать.
Лукашевич, разумеется, знал, какие кульбиты умеет выделывать в воздухе друг Константин, еще два года назад служивший в «Русских витязях», но и он вообразить себе не мог, что майор решится продемонстрировать свои навыки не на специально подготовленной для показательных трюков машине, а на простом и незатейливом «МиГе-23», в условиях, приближённых к боевым. Громов не стал стрелять из пушки по кабине транспорта, как перед тем обещал. Вместо этого он по второму кругу догнал транспорт, уровнял скорость, примериваясь, а потом без предупреждения на форсаже бросил машину вниз.
Лукашевич ахнул и зажмурился. «МиГ» в пикировании под углом в сорок градусов к горизонту пронёсся перед тупым носом норвежского транспорта почти впритирку – Лукашевичу на мгновение даже показалось, что истребитель задел брюхом выставленную вперёд горизонтальную антенну «Геркулеса» и что сейчас обе машины, объятые пламенем, повалятся в штопор, уходя в последний раз к земле.
Но всё обошлось. Непринуждённо выйдя из пикирования и явно красуясь, Громов крутанул полупетлю. [50] Лукашевич перевёл дух. Да, такое не каждый день увидишь, но лучше бы и совсем не видеть. Ещё он подумал, что если уж он, старший лейтенант, всерьёз испугался, увидев сцену, казалось бы, неминуемого столкновения с расстояния в километр, то какого должно быть экипажу транспорта – небось, наложили в штаны.
Однако Громов на этом не успокоился. Развернувшись в иммельмане, он снова пошёл на сближение, теперь уже – лоб в лоб. Экипаж «Геркулеса» предпринял отчаянную попытку избежать новой опасности, уводя свой самолёт по нисходящей спирали. Но скорости были несопоставимы, и майор успел во второй раз за последние полминуты напугать и экипаж, и Лукашевича. «МиГ» Громова, казалось, чудом не врезался в «Геркулес», в самый последний момент майор рванул ручку управления на себя, рули высоты отклонились до предельного положения, и истребитель свечой ушёл в небо.
– Борт номер 183, – услышал Лукашевич в наушниках спокойный голос друга, – будем продолжать?
– Твоя взяла, командир, – раздался в эфире ответ на русском, произнесённый с характерным акцентом. – Мы идём за тобой…
(Карелия, сентябрь 1998 года)
Ожидание затягивалось, а настроение портилось. Стуколин ежеминутно поглядывал на часы и завидовал чёрной завистью Жене, который по солдатской привычке («солдат спит – служба идёт») прикорнул в кресле водителя, положив руки на руль и низко надвинув кепку. Двигатель грузовика работал вхолостую, по лобовому стеклу шуровали дворники, размазывая капли дождя, который не прекращался с прошлого вечера. Стуколин вздыхал и тосковал. Умение ждать не входило в число его достоинств.
Где-то в ряду стоявших вдоль взлётно-посадочной полосы машин хлопнула дверца. Сквозь пелену дождя Стуколин увидел фигуру, бредущую к грузовику; фигура приблизилась, и Алексей дёрнул за ручку, выбираясь из кабины ей навстречу. Подошедший – им оказался Стриженый, напяливший поверх куртки чёрный полиэтиленовый дождевик, – громко чихнул и выразительно посмотрел на Стуколина.
– Заболеешь тут с вами, – сказал он. – Задерживаются твои друзья, лейтенант.
Стуколин пожал плечами.
– Пойдём, лейтенант, поправимся, – предложил Стриженый. – Коньяк хороший есть.
Стуколин оглянулся на кабину, в которой продолжал посапывать Женя Яровенко.
– Пойдём, пойдём, – отмёл сомнения Стриженый. – Не украдут твоего бойца.
Оскальзываясь в жидкой грязи, они направились к командному «джипу». Влезли на задний диван – мокрые и озябшие. Впереди сидел один из парней Стриженого, водитель.
– Это Олег, – представил водителя Стриженый. – Олег, поставь нам какую-нибудь музычку, – добавил он, обращаясь уже к парню и сделав в слове «музычка» ударение на последнем слоге. – И передай коньяк.
Водитель расторопно выполнил распоряжение шефа. Открыл бар, достал пузатую бутылку коньяка, серебряные стаканчики, всё это передал Стриженому. Потом порылся в бардачке, выбирая кассету. Заиграла довольно бодрая музыка, и Юрий Шевчук своим знаменитым голосом с хрипотцой запел про осень и про небо под ногами.
Стриженый откинул с головы капюшон дождевика и собственноручно наполнил стаканчики тёмно-коричневой жидкостью:
– Ну давай выпьем.
– За что будем пить? – уточнил Стуколин.
– Давай за авиацию. За русскую авиацию!
Стриженый сказал это со значением в голосе, но снова чихнул, расплескав коньяк, чем испортил торжественность момента.
– Давай за авиацию, – согласился Стуколин.
Чокнувшись, они осушили стопки. Стриженый поморщился и занюхал рукавом, словно не элитный коньяк пил, а дешёвую подделку на коньячном спирте. Потом похлопал себя по карманам и достал початую пачку «Marlboro», протянул её Алексею:
– Куришь?
Алексей покачал головой:
– Нет.
– А вы вообще курите? В смысле, пилоты курят? – поинтересовался Стриженый, извлекая за сигаретами зажигалку.
– Курят, – отвечал Стуколин. – Дымят, как паровозы. Но я нет. Здоровье дороже.
(Что касается курения в авиации, то это действительный факт. Несмотря на многочисленные запреты, пилоты курят, ничем в этом не отличаясь от обычных людей. Особенно налегают на табак пилоты пассажирской и транспортной авиации – эти могут позволить себе дымить прямо в кабине самолёта во время исполнения своих непосредственных обязанностей. Тяжелее приходится военным лётчикам – курить в кислородной маске или гермошлеме, мягко говоря, затруднительно. Но и они не упускают своего уже на земле. А уж сколько всяких анекдотических историй с этой отравой связано!
Взять хотя бы случай, произошедший не так давно в Великобритании на показательных выступлениях по поводу юбилея Королевских ВВС. Два «МиГа-29» под управлением пилотов Тресвятского и Бесчастнова столкнулись в воздухе. Оба пилота успели катапультироваться. Бесчастнов при катапультировании получил ранения, а потому был сразу увезён с поля. Зато Тресвятский сделал роскошный жест: едва отстегнув парашют, он на глазах многочисленной журналисткой братии вытащил из кармана комбинезона пачку сигарет «Winston» и с непередаваемым изяществом закурил.