На сбор Андерсона и Брауна ушло больше трех часов. Сбор проходил на средней палубе. Астронавты влезали в скафандры, проверяли заправку ранцев системы жизнеобеспечения, водяных баков и аккумуляторов. В качестве инструмента для рекогносцировки, согласно инструкции Хэм, должна была использоваться съемная лестница, облегчающая переход с полетной на среднюю палубы. Вооружившись лестницей, астронавты должны были пройти через внутреннюю шлюзовую камеру шаттла в туннельный адаптер, соединяющий кабину «Колумбии» с лабораторным модулем, который сейчас был отрезан от обитаемой части корабля и обесточен. В туннельном адаптере конструкторы предусмотрели люк, позволяющий выбраться наружу – в грузовой отсек. Далее им предстояло подняться на открытую створку грузового отсека и пройти по ней к левому крылу, придерживаясь за специальные поручни. В непосредственной близости от поврежденного крыла Браун должен был зафиксировать свой страховочный фал на поручне и опустить лестницу, а Андерсону предстояло спуститься по этой лестнице, внимательно осмотреть повреждение и затем в подробностях описать его экипажу, поскольку в комплекте бортового оборудования «Колумбии» не имелось специального цифрового фотоаппарата, приспособленного для человека в скафандре.
В пять часов утра по времени восточного побережья США Андерсон и Браун перешли в шлюзовую камеру. Закрыли за собой входной люк, после чего разгерметизировали туннельный адаптер. Дождались пока упадет давление – на это ушло ровно две минуты – и выбрались наконец в открытый космос.
Еще перед началом операции члены экипажа «Колумбии» договорились проводить ее в режиме радиомолчания. Переговоры во время выходов в открытый космос фиксировались бортовой аппаратурой шаттла и сбрасывались на Землю – дежурный оператор мог заметить неладное и доложить руководителю смены. ЦУП Хьюстона потребовал бы объяснений, и время было бы безнадежно упущено.
В напряженном ожидании прошло пятьдесят минут. Командир Хазбанд всё это время провел на полетной палубе, на кормовом посту, приникнув к задним иллюминаторам с видом на грузовой отсек. Иногда он громко комментировал происходящее для тех членов экипажа, которые оставались на средней палубе.
Наконец Андерсон и Браун вернулись в шлюзовую камеру и включили наддув. Мокрые от пережитого стресса, они сняли с себя скафандры и попросили апельсинового сока. Утолив жажду, Андерсон стал рассказывать:
– Пробоина не так велика, как думают на Земле. Повреждена нижняя половина секции номер восемь. Размер пробоины – полтора фута.
– Она сквозная? – уточнил Хазбанд.
– Да, хорошо виден передний лонжерон.
Хазбанд обратился к своему ноутбуку, быстро нашел нужную страницу описания.
– Чёрт! – выругался он. – Это самое опасное место. Допустимый размер пробоины для этой секции теплозащиты – полдюйма!
– Не повезло, – отметил Браун, тяжко вздохнув.
– Мы может ее заткнуть! – заявил Андерсон уверенно. – Именно так, как написано в инструкции. Взять мешок из фольги, забить его лишними инструментами, титановыми пластинами из ремонтного комплекта. Потом взять водяные контейнеры – думаю, двух хватит – вставить их и заполнить водой черед брандспойт. За три-четыре выхода мы справимся.
– Нужно всё тщательно продумать, – сказал Хазбанд. – Нам не нужен лишний риск. Жаль, я не могу выйти!
– Я справлюсь, сэр, – пообещал Андерсон. – Я справлюсь, можете положиться на меня.
26 января 2003 года, Вашингтон, США
– Прошу вас! – сказал секретарь. – Президент ждет вас.
Директор НАСА Шон О’Кифи и директор Управления внутренней безопасности Томас Ридж прошли в Овальный кабинет.
Президент Соединенных Штатов Америки Джордж Буш ждал их, сидя в кресле за огромным рабочим столом. На столе перед президентом лежал свежий выпуск «Вашингтон пост», который через час должен был поступить в продажу. О’Кифи похолодел – он знал, что написано в передовице. Там была статья Майкла Томаса, старейшего обозревателя космических программ из Чикаго, под названием «Русский рецепт». Томас прислал ее еще вчера в пресс-центр НАСА, чтобы все заинтересованные лица ознакомились с содержанием. Разумеется, никаких советов или пожеланий он при этом не просил – знал, что реакция агентства будет крайне негативной, а потому и не стоит к нему прислушиваться. Проблема была не в этом – О’Кифи рассчитывал, что никто из руководства государства не заметит эту статью – мало ли кто сейчас пишет о космонавтике и шаттлах в связи с проблемами «Колумбии», – но оказалось, что администрация всё видит и всё знает.
– Садитесь, джентльмены, – пригласил президент.
Несмотря на специфику ситуации, которая вполне могла привести к его отставке, О’Кифи не мог не заметить, что президент сильно сдал за последнее время – как-то разом постарел, стали видны морщины, и кожа на лице приобрела нездоровый оттенок. Впрочем, в этом не было ничего удивительного – США вели войну с терроризмом по всему миру, забот и проблем хватало; администрация в последние месяцы работала на износ, а теперь еще и кризис в НАСА…
– Вы знаете, что пишут в «Вашингтон пост»? – спросил президент, но сам же ответил на свой вопрос: – В «Вашингтон пост» пишут, что Национальное космическое агентство исчерпало ресурсы и не может спасти наших храбрых парней, застрявших на орбите. «Вашингтон пост» советует обратиться к русским. И чем быстрее, тем лучше. Я вам почитаю…
Буш придвинул к себе газету:
– «Чиновники НАСА постоянно говорят нам: русские отстали в космической гонке. У них нет ни гроша в кармане. Что бы русские ни делали, они ничего не способны сделать вовремя. Эти неумехи Иваны понятия не имеют о высоких технологиях: они только и умеют, что склепать пару канализационных труб, залить туда керосин, посадить сверху парочку астронавтов и запустить всё это к сараю на орбите под названием „Мир“.
Но на самом деле это неправда. Русская космическая программа – более безопасна и надежна, чем наша. Русские действуют по принципу: все гениальное просто. Они впервые запустили корабль „Союз“ в 1967 году. У него отказал парашют и космонавт погиб. Еще три космонавта погибли в 1971 году, когда при спуске произошла разгерметизация кабины. Но после этого все пилотируемые полеты в СССР обходились без жертв. „Шаттл“ же стал могилой для семи астронавтов и, не дай Бог, станет могилой еще для семи. Катастрофа „Челленджера“ приостановила американскую космическую программу на два года и обошлась в миллиарды долларов. Во сколько долларов и лет нам обойдутся проблемы „Колумбии“?
Русские же тем временем просто летают в космос. Они разработали эффективную базовую конструкцию и остаются ей верны. Американцы создали куда более сложный в техническом отношении корабль, и сегодня, почти четверть века спустя, всё еще не понимают, как он работает. Для запуска кораблей на орбиту русские используют ракету „Союз“, сконструированную еще в 1960-е годы. Она стала „рабочей лошадкой“ их космической программы: на счету „Союза“ более 1000 запусков, он доставлял на орбиту всё, что угодно – от военных спутников до космических туристов. Такую ракету конструкторы называют „простой как топор“. На ум сразу приходит пикап „Шевроле“ 1967 года – он пробежал уже 245000 миль, насквозь проржавел, но всё равно заводится с первого раза. Вот и русские ракеты надежны, как скала.