Он открыл дверь и выбрался из кладовки. Клер проводила его удивленным взглядом. К тому времени, когда она сама протиснулась в узкую дверцу, Майкл уже исчез, и обнаружила она его только в гостиной — он сидел на кушетке, а Ева свернулась рядышком, положив голову ему на грудь. Оба смотрели телевизор. Пробормотав извинения, Клер прошмыгнула мимо.
Остановившись на лестнице, она обернулась и снова взглянула на этих двоих, чья судьба была ей глубоко небезразлична. Казалось, их окружало облако теплоты и счастья.
Майкл — вампир и, значит, тоже умирает, как и Мирнин. Он будет страдать, утратит разум, начнет кидаться на людей.
Он может причинить вред даже Еве, как бы сильно ни любил ее.
Слезы выступили на глазах, стало трудно дышать. Одно дело, когда это воспринималось как абстракция: просто Морганвилль минус вампиры. И совсем другое, когда это затрагивало тех, кого Клер знала и любила. Теперь проблема стала более чем конкретной. Из-за Оливера она не пролила бы и слезинки, но разве могла она не переживать за Майкла? Или Сэма? Или даже за Амелию?
Подхватив рюкзак, Клер пошла наверх. Дверь Шейна была закрыта. Она постучалась.
— Если я не буду отвечать, ты уйдешь? — спросил он после долгой паузы.
— Нет.
— Тогда входи.
Он лежал на постели, глядя в потолок и подложив руки под голову.
— Вот, значит, как теперь будет? — спросила она. — Я делаю глупость вроде того, что прихожу домой чуть позже обычного; ты злишься и сбегаешь. Я прихожу, извиняюсь, и все опять хорошо?
Шейн удивленно посмотрел на нее.
— Ну, что-то в этом роде, да. Для меня.
Клер подумала о том, что внезапно Майкл начал обращаться с ней как со взрослой. Она села рядом с Шейном и несколько секунд смотрела в пол, набираясь мужества, а потом оттянула рукав, открывая браслет.
Шейн медленно сел, глядя на блестящий золотой обруч с символом Основателя.
— Нам нужно поговорить, — сказала Клер.
Ее трясло и даже подташнивало, но она знала, что приняла правильное решение. Альтернативой ему была только ложь, но она просто не могла продолжать и дальше лгать. Насчет этого Майкл прав.
От Шейна следовало ожидать чего угодно — он мог вскочить и убежать, или вышвырнуть Клер из своей комнаты, или даже ударить ее.
Вместо этого он взял ее за руку, опустил голову и произнес:
— Рассказывай.
Ева такого понимания не проявила.
— Ты выжила из ума?
Она схватила то, что подвернулось под руку, — это оказался контроллер игровой приставки, — но Шейн быстро обезоружил ее. Возможно, вооружись Ева чем-нибудь другим — скажем, книгой, — он бы такой прыти не проявил.
— Давайте отнесемся к этому по-взрослому, — предложил Майкл.
Они снова собрались внизу, все четверо, хотя противостояние Шейна и Майкла никуда не делось, это было очевидно. Шел двенадцатый час, а у Клер позади остался долгий трудный день, и она зевнула, чем вызвала еще большее раздражение Евы.
— Ох, прости, что не даем тебе спать! Майкл, как, черт побери, мы можем отнестись к этому по-взрослому, если один из нас не взрослый? — Ева ткнула в подругу дрожащим пальцем. — Ты еще ребенок, Клер. И совершенно не разбираешься во многих вещах! Два месяца назад тебя даже не было в городе. Ты вообще пока не отдаешь себе отчета в том, что делаешь!
— Может быть, — кротко ответила Клер. Голос у нее почти не дрожал, что удивляло и радовало. Она не любила, когда Ева сердилась на нее — да и кто-либо другой тоже. — Факт тот, что я уже сделала выбор; эта дискуссия закончилась, не успев начаться. Я рассказала просто потому, что не хочу… — она на мгновение встретилась взглядом с Майклом, — лгать тебе.
— Почему бы и нет? Все здесь только и делают, что лгут. Майкл лгал, когда был призраком. Шейн вообще все время лжет. Почему бы и тебе не начать?
Шейн застонал.
— Эй, Трагическая Принцесса, может, сбавишь тон? Оставь приступы гнева Сандре Бернхард [9] .
— Можно подумать, ты не начинаешь шипеть и булькать каждый раз, когда кто-нибудь смеет выразить недовольство твоими истериками.
Клер беспомощно посмотрела на Майкла; тот с трудом сдерживал улыбку. Пожав плечами, он сделал шаг вперед, и Шейн, естественно, тут же отступил на то же расстояние.
— Ева, — заговорил Майкл, временно игнорируя приятеля, — не отказывай девочке в доверии. По крайней мере, она рассказала, а ведь могла бы предоставить тебе самой до всего докапываться.
— Да, но она рассказала мне последней! Самой последней!
Уперев руки в бока, Ева сердито уставилась на парней. Шейн вскинул руку:
— Я ее бойфренд.
— А я домовладелец, — объявил Майкл.
— Дерьмо! — Ева вздохнула. — Ладно, в следующий раз, Клер, когда ты продашь душу дьяволу, я узнаю об этом первой! Хотя бы ради девичьей солидарности!
— Ну… мир?
— Дуреха. — Ева снова вздохнула, признавая свое поражение. — Поверить не могу, что ты это сделала. Уж как я билась, чтобы отвязаться от всего этого дерьма с защитой, и вот, пожалуйста, ты… защищена. Меня волнует одно — как бы с тобой ничего плохого не случилось. И я не уверена, что это — надежная гарантия.
— Да. — Клер кивнула. — Я тоже. Но, клянусь, ничего лучше мне в голову не пришло. И все же это не кто-нибудь, а Амелия. Ей ведь можно доверять?
Остальные переглянулись.
— Только не надо уверять нас, что это не из-за нее ты теперь задерживаешься допоздна, — заявил Шейн.
— Нет, этого я не стану говорить.
— Значит, с ней не все так уж хорошо. И с тобой тоже.
Однако ни у кого из них не было ни малейшего представления о том, что с этим делать. В итоге Клер заснула, положив голову на колени Шейну, а Майкл и Ева все говорили и говорили. Проснувшись в три часа ночи, Клер обнаружила, что кто-то накрыл ее одеялом, а Шейн сидит в той же позе и, судя по звуку дыхания, спит.
Клер зевнула, со стоном расправляя затекшие мышцы, и встала.
— Шейн, просыпайся и иди в постель.
— Вместе с тобой? — Как всегда сразу после пробуждения, он выглядел совершенно неотразимо.
Это была шутка, но в каждой шутке немало правды. Припомнилась ночь, которой предшествовал многодневный кошмар и которую они провели вместе; тогда он повел себя очень осмотрительно, но можно ли рассчитывать, что он проявит такую же выдержку в три часа ночи да еще в полусонном состоянии?