Ведь Городничий велел ей позвонить ему домой сегодня в девять, и он назначит ей очередную встречу на завтра. Черт, растяпа! Мало того, что забыла о звонке, она еще и телефон его потеряла вместе с кошельком. И совсем забыла об этом, когда договаривалась с Олегом Антоновичем. Телефон кафедры она помнила наизусть, а вот его домашним телефоном пользоваться пока не приходилось. Если бы Настя хоть один раз звонила ему домой, она бы помнила номер, память на цифры была у нее отменной. Но она не звонила. И что теперь делать?
Она схватила трубку и набрала номер Никотина,
- Дядя Назар, у вас нет телефона Городничего?
- Сейчас в справочнике посмотрю.
Настя с облегчением перевела дыхание. Хорошо, что во всех приличных учреждениях есть собственные телефонные справочники, где указаны служебные и домашние телефоны сотрудников. Такие справочники обычно небольшие, как тоненькая брошюрка, и многие постоянно, носят их с собой в портфелях, а не держат в ящике письменного стола в служебном кабинете.
- Записывай.
Настя записала номер не на отдельный листок, как обычно, а сразу в записную книжку. От греха подальше.
- Как сама-то? Успеваешь что-нибудь? - поинтересовался Бычков.
- Ничего не успеваю, - призналась она. - Время куда-то утекает, сама даже не пойму, куда оно девается, а дело стоит.
Ей показалось, что где-то в квартире Никотина послышался женский голос. Голос что-то спросил у Бычкова.
- Да нет, не нужно, - сказал Назар Захарович. - Извини, дочка, это я не тебе. Так что, может, проблемы какие-то? Помочь нужно? Ты говори, не стесняйся.
На другом конце провода зазвучал звонок мобильника и снова послышался женский голос. Причем голос этот показался Насте очень знакомым.
- Спасибо, дядя Назар, вы мне уже и так очень помогли с рецензентами, у меня совести не хватит вас эксплуатировать…
Она говорила еще какие-то слова, а сама напряженно прислушивалась к доносящемуся из трубки женскому голосу. Лозинцева. Точно, это она.
Ее интонации, немножко особенные, почти неразличимые нюансы, как у многих людей, интенсивно практикующих разговорный иностранный.
- Дядя Назар, у вас гости? Я вас отрываю?
- Да ничего, дочка, ничего, ты говори, если что нужно.
- Это Элеонора Николаевна, я не ошиблась?
- Ну и слух у тебя! - восхищенно присвистнул Никотин. - Или чутье? Или прознала что-нибудь?
- Слух, дядя Назар, слух, - рассмеялась Настя. - Чутья у меня сроду не было, даже ваш дружок Гордеев это признавал. Но если вы добровольно и чистосердечно предлагаете мне помощь, то я готова воспользоваться.
Мысль пришла ей в голову неожиданно, и Настя даже не успела как следует обдумать, насколько удобно и прилично ее осуществлять.
- Вы не могли бы аккуратненько выяснить у Элеоноры Николаевны кое-что насчет Шустова?
- А что именно?
Голос Лозинцевой стал быстро удаляться и вскоре совсем пропал, и Настя, понял а, что Никотин вышел из комнаты. Она в двух словах объяснила Бычкову, что ее интересует.
- И зачем тебе это?
- Ну дядя Назар… - укоризненно протянула Настя. - Я же не спрашиваю, почему Лозинцева находится у вас дома, правда? Хоть у меня и нет чутья, но есть здравый смысл, и я понимаю, что если одинокая женщина находится в квартире одинокого мужчины в десятом часу вечера, то по меньшей мере бестактно спрашивать, что она там делает. Но если вспомнить, как она нервничала в вашем присутствии и, боялась поднять на вас глаза, то можно прийти к выводу, что вы произвели на нее неизгладимое впечатление. Я-то по наивности думала, что она догадывается о причастности кого-то из родных к убийству Кристины и поэтому с ума сходит от страха, я всю голову себе ложными версиями забила, а у нее, оказывается, любовь с первого взгляда. Так вы мне поможете?
- Шмакодявка, - проворчал Бычков. - Ладно, поговорю. Но ты мне пообещай, что, как только мы встретимся, ты мне все объяснишь. Терпеть не могу, когда меня втемную используют. Завтра будешь в академии?
- Не знаю пока. Скорее всего, буду. Сейчас позвоню Городничему, он собирался назначить мне научное рандеву на завтра.
- Значит, завтра придешь ко мне и все расскажешь А я тебе позвоню в течение минут тридцати-сорока. Ты дома?
- Если бы. На Петровке сижу. Так что звоните на мобильник.
Олег Антонович, похоже, тоже благополучно забыл о том, что велел адъюнкту Каменской позвонить в четверг вечером насчет встречи в пятницу, потому что долго собирался с мыслями, листал ежедневник, что-то бормотал и, наконец, заявил, что сможет встретиться с ней с трех до половины четвертого, другого времени у него не будет. Ну вот, опять весь день псу под хвост. То есть заниматься делом можно будет только до двух часов, потом нужно выезжать, потом неизвестно сколько ждать (а куда ж без этого?), потому что пунктуальностью профессор Городничий не отличается и его «с трех до половины четвертого», может означать и «с пяти до десяти минут шестого». Потом ехать домой, готовить ужин, а потом уже и день закончится.
Настя уныло побродила по кабинету, глубокомысленно поразмышляла над чайником, пытаясь понять, хочет она кофе или нет. Пожалуй, нет. А чаю? Тоже нет.
Ничего она не хочет. Она хочет вычислить таинственного убийцу, который оставляет на теле жертвы различные предметы и который совершает свои преступления вслед за другими тяжкими преступлениями, имеющими, как правило, высокий общественный резонанс. Вот этого она действительно хочет.
«Какой я ученый? - с неожиданной тоской подумала Настя. Тоска оказалась такой жгучей, что даже слезы на глазах выступили. - Я - сыщик. Это единственное, что мне интересно. А все остальное - так, игрушки, фантики, необходимые для выживания. Неужели так может случиться, что через год с небольшим, когда мне стукнет сорок пять, у кого-то поднимется рука лишить меня этой работы? Я же сдохну без нее».
Она не успела додумать до конца сию душераздирающую мысль и всласть наплакаться, потому что распахнулась дверь и на пороге возник Коротков. Страшный, небритый, с набрякшими под глазами мешками, почерневший. Но сияющий.
- Ждешь? Пошли ко мне. У тебя пожрать нет?
- Печенье только…
- Бери с собой, и пошли.
В своем кабинете он скинул куртку и ботинки, немного подумал, наклонился и стянул носки. Не обращая внимания на Настю, стащил через голову джемпер, расстегнул верхние пуговицы на рубашке, открыл шкаф, достал оттуда войлочные шлепанцы, потом упал в кресло, вытянул ноги и блаженно застонал.
- Все, мать, теперь можешь меня поздравлять и поить чаем. Мы его взяли.
- Кого?
- Маньяка, который студенток душил. Мы его взяли, Аська!!! Я пораньше ушел, ребята остались его додавливать. Через часок они сюда подгребут, и мы напьемся в стельку. В сосиску. В грязь. В хлам. Во что еще можно напиться?