– Но почему, зачем же?
– А затем, что мы видали гостей наместника Евсея, – пояснил отрок. – И кое-кто захочет узнать о них.
– Но…
– О том же скоро догадается и тугодум боярин.
– Уже догадался, – со вздохом поведал Раничев, вкратце передав содержание подслушанной беседы.
– Ну тогда бежим, – согласно кивнул Оглобля.
Салим усмехнулся:
– Не думайте, что нас так просто выпустят из города.
– И что же делать?
– Есть одна задумка, – хитро прищурился отрок и посмотрел в небо.
Целый день бегавшие по небу маленькие сизые облачка быстро собирались в огромную темную тучу. Дело шло к грозе, наступила уже та самая тишина, когда…
Ты зачем зашумела, трава?
Напугала тебя тетива?
Алексей Толстой
«Трава»
…все живое застыло в страхе в ожидании грома, не шелохнулась ни одна травинка, ни один листик не дернулся на деревьях. Все застыло в ожидании. А туча быстро разбухала, наливаясь свинцовой тяжестью, становилась все больше, словно исполинский комар, насыщающийся кровью, миг – и она уже заняла все небо. Вот-вот, и…
– Ох, успеть бы до дождика. – Ефим Гудок опасливо покосился на небо, перевел взгляд на товарищей – Ивана, Салима, Оглоблю. Ничего больше не сказал – те и так шли быстро, понимая, что только в этом, ну или почти только в этом, залог их победы, сами уже поторапливали Ефима – и не только из-за грозы. Ведь начальник воротной стражи Онцифер Брюхо был именно его знакомым. И как раз завтра истекал срок отдачи ему долга. Скоморохи торопились – теперь было чем отдавать. И была реальная возможность уйти. Пока была…
Свернув от строящейся башни налево, они нырнули в узкую улочку, с обеих сторон заросшую яблонями и вишней. Кое-где деревья прикрывал плетень, иногда и того не было – яблони с уже наливавшимися завязями росли прямо так, безо всякой ограды, лишь в глубине небольших садиков виднелись соломенные крыши хижин. Перед одним из плетней – повыше и посолидней других – Ефим остановился. Осмотрелся, приложив руку к губам, потребовал деньги. Пересчитал вслух:
– Одна, две… А третья?
– Так мы вроде только две должны?
– Ой, не будь дитем, Иване!
Спрятав монеты подальше, скоморох, вскочив на подставленную Оглоблей спину, ловко перебрался через плетень. В избе, за деревьями, теплилась в оконце свеча. Видно, еще не спали.
Оставшиеся у плетня присели на корточки и приготовились ждать. Мероприятие весьма тоскливое – Раничев привалился спиной к плетню и закрыл глаза. В саду забрехал пес, и лай его беспорядочно подхватили все собаки округи, что было не очень-то на руку скоморохам.
– Вот, блин, Фима, – недовольно забурчал Раничев. – Ну не мог без шума пройти.
В этот момент за его спиной сухо треснула ветка. Все вздрогнули. Салим вытащил из-за пазухи узкий кинжал, посетовав на то, что воевода так и не вернул самострел.
– Хорошая вещь была, – сожалея, прошептал он. – Надежная.
– Ничего, обойдемся и без самострела! – Раничев быстро вскочил на ноги и затаился напротив того места, где слышался треск. – Онфим! – тихо позвал он. – Как покажется кто, бей кулаком по башке!
– Может, кинжалом лучше?
– Не надо кинжалом, – так же тихо возразили из-за плетня. – То я, Ефим.
– Чего, нет дома?
– Не про то я. – Голова скомороха показалась над плетнем. – Предупредить забыл, ежели увидите гонцов – что хотите делайте, но задержите, пока я не выйду. А лучше, конечно…
– Понятно, – усмехнулся Салим. – Не малые дети, сделаем. – Он провел пальцем по лезвию кинжала и хищно улыбнулся.
Ефим снова исчез в саду за плетнем, а Раничев искоса посмотрел на темный силуэт отрока. Сплюнул – «не малые дети». Да уж такой зарежет, недорого возьмет, несмотря на юный возраст. Сколько ему сейчас? Лет тринадцать? Пятнадцать? Или – чуть больше? Взрослели в этом мире рано. Это у нас до восемнадцати лет детьми считаются с полной родительской за них ответственностью, здесь не так, совсем не так, лет с двенадцати уже взрослый и отвечает за себя сам перед родом, перед семьей своей, перед обществом. Вот и Салим… Ох, потрясти б его хорошенько, чувствовалось – много чего знает парень такого, что и ему, Раничеву, знать бы не помешало. Умен отрок, хитер, словно лис, увертлив, поди потряси такого.
Салим вдруг подобрался ближе, задышал в шею, шепнул:
– Как думаешь – будет гонец?
– Обязательно, – ответил Иван и на свои мысли. – Если не дурак наместник – обязательно предупредит всю воротную стражу. А он не дурак, по всему видно. Узнал уже, наверное, что нет нас ни в одной корчме.
Отрок неожиданно хохотнул:
– Игнатку еще раз протрясут, ну там, у реки, в хижине.
– И поделом, – шепотом поддержал его обычно неразговорчивый Онфим Оглобля. – Будет знать, как от нас долю утаивать.
Раничев не удержался от ехидного вопроса:
– Разбоем, поди, промышляли?
– А ты как мыслишь, Иване? – со вздохом отозвался Салим. – Не очень-то хлебно скомороху без ватаги. А двое – это ватага разве? – Он немного помолчал. – Грабили – да. Но никого не убили. И в церкви с Онфимом постоянно грехи замаливали.
– Молодцы, – язвительно протянул Иван и замолк. Показалось? Или в самом деле послышался где-то неподалеку стук копыт?
Все трое затаились. Раничев чувствовал затылком горячее дыхание Салима и, пытаясь совладать с внутренней дрожью, пристально вглядывался в предгрозовую тьму. Кое-что еще можно было разглядеть – деревья, заборы, избы – а вот из-за поворота и черные силуэты всадников показались. Иван сглотнул внезапно набежавшую слюну. Нет, страха не было. Было другое – он чувствовал, что, может быть, придется убить. Сможет ли? Одно дело – в открытом бою, другое – вот так, из-за угла… Вся сущность его, сущность цивилизованного человека, как могла противилась этому, но, с другой стороны, Иван хорошо понимал – другого выхода может просто не быть. Он не хотел быть убитым сам. Такой вот был невеселый выбор.
– Один, два… Четыре, – шепотом считал всадников Салим. – Четверо. А наместник-то оказался хитрей, чем мы думали! Что делать будем? Предупредим Ефима и уходим?
– Нет. – Раничев мотнул головой. – Лучше отвлечь их. Салим, беги заборами на соседнюю улицу и ори благим матом. Голос у тебя подходящий, тонкий.
Понятливо кивнув, отрок бросился к подзаборным кустам. Пробирался бесшумно, ловко – кусты даже не шевельнулись – сказывался криминальный опыт.
– Ты, Онфиме, на подстраховке. Не понял? Ну вмешаешься в случае чего, когда я крикну. Тогда уж не теряйся – бей, круши всех, хуже не станет.