Русич. Перстень Тамерлана | Страница: 84

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Ордынский князь Тайгай поднял наполненный вином кубок, полюбовался, как играет на золотых гранях солнце. Выпил и сморщился – вино оказалось кислым. Да и пить в одиночку… А ведь не с кем! Друг Ибан исчез вдруг неизвестно куда, сгинул, не сказавши адреса, люди шептались – по приказу самого повелителя. Ну и скатертью дорога, как говорят те же урусуты. Жаль, конечно, – собутыльником меньше, – но уж что поделать. Второй друг – Тимур‑Кутлуг («умер от пьянства») – тоже где-то запропастился, видно, ведет гулямов в очередной поход под золотым полумесяцем эмира. Эх, самому бы… Так он ведь давал присягу Тохтамышу… Вероятно, эмир все-таки отпустит его в родной улус, взяв слово чести не воевать больше с ним, но как скоро это произойдет? А пока – скучно. Да и вино вот кислое… Позвав слугу, бек велел сбегать в ближайшую майхону за вином получше, это, кислое, выплеснул безжалостно во двор, велел позвать женщин… Но и они уже не радовали – скучно. Где же этот проклятый слуга с вином? Где его носят дэвы?


Напрасно ждала у дувала Юлнуз, напрасно тщательно сбрила на теле волосы – чтоб быть красивой, напрасно таращила глаза – не шел урусут. Не приходил – и все. А она ведь его звала, неоднократно посылала Хасана. И сегодня отправила… Да вот не он ли идет?

– Нет Ибана, – отдышавшись от зноя, поведал Хасан. – Халид, фарраш, сказал – уехал куда-то Ибан надолго.

– Надолго… – опустив голову, шепотом повторила Юлнуз. Красивые глаза ее наполнились слезами. – Уехал, – еще тише повторила она и, рыдая, упала на землю.


Томился в жестоком рабстве Салим, грустила о родной стороне Евдокся, ордынский вельможа Тайгай заливал скуку вином, и даже Юлнуз, потаскуха Юлнуз, за свою недолгую жизнь перепробовавшая столько мужчин, сколько, наверное, звезд на небе, рыдала под старой чинарой от несчастной любви к красивому урусуту. Лишь Иван Петрович Раничев был… ну если и не сказать, что весел, то и не грустен – точно. Об одном лишь мечтал – скорей бы дойти, скорей бы… Разыскать Евдоксю, обнять, сказать – «Здравствуй, родная!» – потом уж определяться дальше… Скорей бы…

Шел караван, звенели колокольцы, все дальше уплывал Самарканд – великий и грозный город. На одной из площадей его, той, что перед тюрьмой-зинданом, в числе других бесстрастно взирала на все наколотая на пику отрубленная голова песчаного разбойника Кучум-Кума. Порывы налетавшего ветра шевелили окровавленную бороду курбаши, глаза его давно уже выклевали вороны. Люди, проходя мимо, плевали в сторону преступных голов, плюнул и молодой фарраш Халид, шедший на рынок в самых расстроенных чувствах – так и не удалось ему подсидеть коварного домоправителя Нусрата. А тот как раз в это время шагал в знакомую майхону – известно, за каким делом.

В синем высоком небе проплывали редкие облака, и садящееся далеко за Джейхуном солнце окрашивало в алый цвет высокие башни минаретов. На них уже поднимались по кривым лестницам муэдзины – напомнить правоверным об очередном намазе. Вечерело…