– Открывай, проклятый Хасан, сын шайтана! – доносился с улицы угрожающий рык. – Открывай, иначе я выбью ворота, Энверу это очень не понравится, так и знай! Отворяй, вшивый пес!
Со двора послышался чей-то испуганный голос. Видимо, «вшивый пес» Хасан решил все-таки уладить конфликт полюбовно… Впрочем, это ему явно не удалось. Во двор что-то влетело и разбилось. Потом послышались чьи-то поспешно удаляющиеся шаги и яростный дикий вопль. Тут же раздались удары – похоже, рубили саблей входную дверь.
– Откройте этому сумасшедшему! – приглушенно крикнули в коридоре. – Да выставьте ему вина, целый кувшин, иначе не уйдет… Побыстрей, шевелитесь, ленивые ишаки!
«Ленивые ишаки» – слуги забегали по всему дому. Кто-то отпер дверь, и осаждавший наконец-то прорвался в коридор. Завопил грубо: «Веди!» – видно, схватил какого-нибудь фарраша за шиворот.
Раничев услыхал шум поспешно отодвигаемого засова и широко улыбнулся… Ну да – кто же еще это мог быть?
– Ну кто тут? – распространяя вокруг устойчивый запах трехдневного перегара, в дверях показалась довольная физиономия Тайгая. Под мышками князь держал два больших кувшина.
– Вах! – ухмыльнулся он, увидев Раничева. – Так и знал, что ты здесь!
Вино оказалось игристым, хмельным, по вкусу напоминая…
Это жадные вельможи алчут неустанно
Власти, знатности, богатства иль большого сана,
А того, кто не исполнен, как они, корысти,
Человеком не считают, как это ни странно.
Омар Хайям
…«Золотую осень» или «Поляну».
Вкус этот стоял во рту Раничева еще долго после ухода Тайгая. Ордынец был явно рад встрече и, выслушав все, обещал помочь. Он чувствовал себя должником Ивана за все, что тот сделал для него во время штурма Угрюмова войсками эмира Османа… вернее – после штурма.
– Нет, вряд ли твою деву побьют камнями, – сразу же отверг предположение Раничева Тайгай. Иван обрадовался – выходит, зря сгустил краски, однако радовался он рано.
– Ее, скорее всего, отравят, – невозмутимо продолжил князь. Раничев поперхнулся вином. – Как отравят?
– Да так, – пожал плечами Тайгай. – Подсыплют что-нибудь в вино… тьфу, в воду или пищу. И все шито-крыто. Соседи что скажут? Скажут – умерла младшая жена Энвер-бека от болезни, изнемогла от любви, бедная. А если б камнями ее забили – что б сказали? Что молчишь? То-то же! Выкрасть ее надо, пока Энвер-бек не вернулся. – Князь улыбнулся и подкрутил усы.
– Выкрасть? – изумился Раничев. – Но как? Здесь и охрана и слуги, а у нас…
– Выкрасть – ерунда, плевое дело, – поморщившись, отмахнулся Тайгай. – Главное – где потом спрятать? Так, чтоб не очень искали. Ладно, подумаем… – Допив вино, он поднялся на ноги. – Жди. И опасайся Нусрата, домоправителя. Он хитер и коварен.
С этими словами Тайгай удалился, оглашая дом нарочито громкими пьяными воплями. Любопытен был князь и неглуп – на то и рассчитывал Иван, почти всю неделю подряд требуя вина. К тому ж ордынец оказался человеком чести – ну о том Раничев и раньше догадывался.
Иван вытянулся на ложе, глядя, как пляшет в бронзовой плошке светильника зеленоватое дрожащее пламя. Думал. На Тайгая надейся – а сам не плошай… Самый опасный в доме, несомненно, – домоправитель Нусрат, плюс еще та чем-то похожая на ворону баба, что увела с собой Евдоксю; в отличие от ордынца, Иван вовсе не склонен был недооценивать коварный женский ум. Бывают такие женщины – сто очков вперед дадут любому мужику. Значит, следующая проблема, не менее важная, чем толстяк-домоправитель, – это гарем. Какой там расклад, вряд ли в доме кто знает (кроме, может быть, того же домоправителя), да и узнавать уже некогда. Хорошо бы выманить на время Евдоксю на мужскую половину дома. Пойдет на это Нусрат? Пойдет, наверное… Если б девчонка была б девственна – ни за что б не пошел, а так… Интересно, что он любит? Красоту женского тела? Что ж, наверное. Придется именно так и действовать. Придумать только, как связаться с Евдоксей. Хотя… что тут думать – через слуг, конечно. Уж не может быть, чтоб те совсем не общались с женщинами или, скажем, с евнухами, коли тут таковые имеются.
Раничев так и заснул в думах, и спал спокойно, без сновидений. А наутро… А наутро заговорил со слугою. С тем самым астеничным парнем, что приходил и раньше, Халид его звали. Начал разговор издалека, осторожненько; главное было – не спугнуть фарраша, сделать так, чтоб ему не очень-то захотелось тут же уйти.
– Совета хочу твоего спросить, уважаемый Халид-бей, – не совсем правильно строя фразы, но вполне понятно начал Иван. – Говорят, ты не по годам мудр, и, может, подскажешь несчастному узнику, как облегчить его участь?
Фарраш замялся в дверях; видно, слова о мудрости были ему приятны. Хоть и запрещал домоправитель Нусрат разговаривать с пленником, так ведь это и не разговор вовсе: один спросил, другой кратко ответил – это разве беседа? Тем более и не выспрашивал проклятый кяфир ничего крамольного, совсем даже и наоборот.
– Хоть ты и кяфир, но веди себя, как подобает правоверному, – обернувшись, посоветовал слуга. Тощий, сутулый, с круглым простоватым лицом цвета глины и горбатым носом, он производил скорее отталкивающее впечатление, если б не глаза – необычно светлые, блестящие, большие. – Скоро закончится месяц шабан, наступит рамазан – не вздумай тогда есть что-нибудь днем – да тебе и никто, наверное, не даст, но и сам не проси – пост.
– Вот спаси тебя Бог. – Встав, Раничев, с трудом сдерживая смех, чинно поклонился слуге. – А то уж не знаю, как и угодить достопочтенному домоправителю Нусрату.
– Нусрат… – Фарраш хотел было что-то сказать, но, бросив на дверь испуганный взгляд, с поспешностью удалился.
– Ничего, – ухмыляясь, прошептал Иван. – Начало есть. А о Нусрате ты мне все расскажешь – не сегодня, так завтра…
Халид пришел и вечером – принес еду и кувшин с водой. Задержался дольше обычного, словно жаждал беседы – нет, не зря Раничев низко поклонился ему при встрече.
– Слышал, ты отличаешься похвальной набожностью? – глотнув из кувшина воды, словно бы невзначай спросил он. Слуга засмущался, не зная, куда деть руки. А Иван не отставал, действовать так действовать!
– К тому ж видно, что ты умен и расторопен. Кому ж как не тебе сменить уставшего старика Нусрата на посту домоправителя? Надо будет сказать об этом Энверу, он меня уважает, я ведь не простой пленник.
Фарраш еще больше смутился и быстро направился к двери. Неужели он так предан Нусрату? Неужели – мимо? Нет, быть такого не может! Вероятно, просто сильно боится.
– Нусрат не такой уж старик, – не выдержал, обернулся-таки, не дойдя до дверей, Халид. И, сам испугавшись сказанного, поспешно выскочил в коридор.
– Йес! – Раничев согнул в локте руку. – Уж теперь пойдет дело!