Что?! Миша глазами своим не поверил, едва книжку не выронил. Неужто…
«Я, дама Элеонора де Сен-Клер, милостию Божией супруга графа Анри де Сен-Клера, в отсутствие мужа, но его и своей волею, освобождаю от крепостной зависимости Гарэна из Асток-вилла…»
Дама Элеонора! Господи… жива ведь!
— Вот вам, пожалуйста — привет из прошлого!
— Что?
— Говорю — вот эту книжку возьму.
— Давай… Только не набирай много — нам еще керосинки нести… да и так, может, еще чего встретится.
Клуб стоял пустой, пыльный — ни следочка… Где же тот странный тип?
Сунув в рюкзак несколько книг, Горелухин уселся на стол:
— Знаешь, Миша, я вот подумал — а твой должник, верно, ближе к Танаеву озеру затаился. Сюда-то ведь ему ни за что не пройти, коли он не местный — болотины кругом, сам видел.
— Вот-вот! — встрепенулся Ратников. — Давай-ка пойдем туда… к Танаеву ближе. Что там за деревни-то?
— Да есть одна — Карпушино. Скорей, даже не деревня — хутор. Три избы, одну в прошлое лето какие уроды спалили, так вот две осталось. Не понимаю, Миша, и чего людям неймется? Ну, переночевали, выпили… зачем жечь-то?
— Может, случайно как-нибудь вышло?
— Ага, случайно… Уроды!
К Карпушино выбрались уже к вечеру, к темноте ближе. Небо еще оставалось светлым, но кругом быстро темнело, и меж вершинами высоких елей загорались первые звезды. Молодой месяц, легонький и тонкий, сверкал с подростковым задором. В полутьме едва угадывались избы. Одна — без крыши — сгоревшая, и две — более-менее целые.
— В крайней и заночуем, — Горелухин махнул рукой. — А уж утром тут посмотрим.
— Постой! — дернулся Михаил. — Не спугнуть бы…
— Если он здесь.
— Если здесь… Так узнать бы!
— Узнаем… Он курит, должник-то твой?
— Курит? Да нет, не курит.
— Жаль, — Горелухин вздохнул. — А то б давно учуяли… или огонь увидали — спички там, зажигалка…
— Тсс!!! — Миша вдруг приложил палец к губам. — Слышишь?
— Что? — шепотом спросил Геннадий.
— Показалось… вроде как голос чей-то.
— Голос? Что же он, сам с собой разговаривает? Наверное, рыбаки.
Оба затихли, прислушались… Тишина. Можно сказать — гробовая, даже ночные птицы не пели.
И впрямь, показалось…
Ратников пожал плечами… и вдруг снова услыхал голос! Приглушенный и что-то монотонно бормочущий!
— В крайней избе, — шепнул Горелухин. — Идем потихоньку, глянем.
Они осторожно подобрались к самому крыльцу… И тут Ратников заметил мелькнувший в окошке свет — зеленоватый свет лампадки. И снова голос…
— Патер ностер…
Латинская молитва!
Господи…
— Он что — не русский, что ли? — снова зашептал Геннадий.
Миша быстро обернулся к нему:
— Постой, чтоб в окно не выскочил… А я уж…
— Смотри, осторожней!
— Ничего, справлюсь.
Скрипнула под ногою ступенька, и сердце захолонуло — показалось, словно бы разорвало тишину ядерным взрывом!
Нет… молящийся ничего не заметил, так и продолжал нудное свое бормотание.
Ага… сени… Не споткнуться бы… Чуть приоткрытая дверь… Скрипнет? Конечно же! Кто тут ее смазывал? Ну, заскрипит — и что? Теперь — чего уж!
Резко распахнув дверь, Ратников включил фонарик… и осадил ударом в скулу бросившегося на него монаха. Худая фигура в сутане отлетела в угол, фонарь выхватил из полутьмы бледное, словно бы обескровленное, лицо, до крайности исхудавшее:
— Гутен таг, брат Герман, — тихо поздоровался Миша.
Каштелян, тут же овладев собой, усмехнулся:
— Тогда уж — «доброй ночи», герр комтур.
Он говорил по-русски, и не так, чтоб уж очень плохо.
— Зачем вы хотели меня убить? И мальчика? Озеро, арбалет — это же ваша работа.
— Моя, — помолчав, признался тевтонец. — Я тут уже три месяца… а кажется — триста лет! Один, в чужом мире. Все про меня забыли, даже те, кому я помогал… Каждый день я бродил у озера, наблюдал, думал — вот-вот объявится кто-то… Увы! А когда увидел Максимуса, подумал, что вот до меня и добрались… Вы ведь следили за мной еще там, в бурге. И выследили — едва ушел.
— Ушел, чтобы не вернуться обратно? — Ратников невесело усмехнулся.
В окно неожиданно стукнули:
— Ну как там?
— Спасибо, Иваныч, все нормально. Сейчас переговорим, выйдем…
— Да, я хотел вас убить… обоих, — честно признался брат Герман. — Я был потрясен, увидев вас здесь.
— Почему ж не попытались договориться?
— Договориться? — глаза монаха блеснули холодом. — С вами? Вы же меня преследовали! Вы — враги!
— И, тем не менее… раз уж вы не встретили здесь своих друзей, а они у вас здесь, несомненно, есть…
Тевтонец развел руками:
— Были… Но за три месяца — никого! Понимаете? Никого… Значит, и это место потеряно…
— Потеряно? — не выключая фонарика, Ратников уселся на лавку. — Сейчас вы мне расскажете все, брат Герман. Нет-нет, не протестуйте, мы просто заключим с вами одну небольшую сделку.
— Сделку?
— Ну да. Вы мне расскажете все, подробно и откровенно ответив на все мои вопросы. Взамен же…
— Что взамен?
— Вернетесь к себе… в свой привычный мир.
— Что? — тевтонец подпрыгнул. — У вас есть…
— Есть! Правда, не с собой… в ином месте.
Воспрянувший было монах вдруг поник головой:
— Нет… думаю, что даже с браслетом отсюда теперь уже не уйти. Так иногда случается — и нужно менять места.
— И тем не менее — это ваш единственный шанс, брат Герман! Воспользуетесь им? Или останетесь здесь навсегда?
— Нет! Только не это!
— Что — нет? — Ратников вскинул глаза. — Не хотите отвечать на вопросы?
— Отвечу! Господи… Отвечу на все! Только… хотелось бы знать, что вы не обманете.
— Вам мало моего слова?!
Эти слова Михаил произнес с истинно рыцарской гордостью, и неожиданно для него она подействовала.
— Вашего слова… вполне достаточно… герр Майкл. Спрашивайте… Постойте! Там, на улице…
— Это мой друг. Сейчас он разведет костер… поужинаем.
— У меня есть утка, — неожиданно улыбнулся тевтонец. — Я ведь охотился… правда, пожалел, что здесь оказался арбалет, а не лук. Стрелы, знаете ли — проблема…