Невзирая на все опасения, презентация, если так можно обозвать скромное открытие таверны, прошла просто отлично, если не считать несколько побитой подгулявшими гостями посуды. Ну и черт с ней – на счастье!
– Хорошо у тебя здесь, Ибан, – икая от выпитого, пьяно шептал начальник стражи Карзум – рыжеусый здоровяк в светло-зеленом тюрбане, в ярком плаще и с прицепленной к золоченому поясу саблей. – Хорошо… Спокойно так, тихо. А песни мы лихо пели! И еще не раз споем, верно?
– А как же, почтеннейший Карзум-ичижи! – весело поддержал гостя Раничев. – Думаю, что еще не раз.
– Только бы поскорей уехал проклятый старик Шараф, посланец управляющего делами султана, да продлит Аллах его годы… не Шарафа годы продлит, султана. А Шарафа путь утащит Иблис!
– Что, такой вредный старик?
– Вреднющий! Везде нос свой сует да чужие деньги считает.
– Вот как, значит…
Иван на всякий случай запомнил имя. Дай Бог не встретиться!
Дни текли своим чередом, завораживая обыденностью, приходилось все больше отвлекаться на хозяйственные дела – таверна хоть и приносила прибыль, но совсем небольшую, а ведь нужно было еще платить агентам – грузчикам, лоцманам, банщикам. Довольно быстро Раничев собрал недурную сеть, здесь это было несложно сделать, горожане хоть и терпели мамлюков, но не очень-то любили турок, все чаще посматривающих на Антиохию алчным хозяйским глазом. И, чтобы насолить османам, горожане были готовы на многое. Однако следовало быть осторожным – египетский султан Баркук был правителем хитрым и умным и наверняка держал в городе людей, исполнявших при нем те же функции, что и сам Иван при Тимуре. Одним из таких, вероятно, и был присланный старик Шараф, Шараф ас-Сафат – так звучало его имя, о чем Раничеву поведал один из давно прикормленных лоцманов. Старясь усилить конспирацию, Иван встречался с агентами как можно реже – в случае важных известий они теперь сами приходили в таверну, правда, никак не могли определить сами – какая весть важная, а какая – нет. Вот и шлялись почем зря, хотя, может, таверна их и сама по себе привлекала недурным вином и вкусными недорогими лепешками, кои самолично испекал Георгиос, будучи при Раничеве одновременно и слугой и компаньоном. Ближе к весне Иван планировал надстроить над корчмою второй этаж и переселиться сюда совсем. Ну пока нужно было подкопить денег… Можно было, правда, и сейчас уже ночевать в самой таверне – но уж больно холодно там было ночью, а выкладывать очаг – места мало, да и не нужен он там – скоро весна.
Как-то в один из длинных тягуче дождливых дней Раничев как обычно сидел в таверне с редкими посетителями. Во внутреннем дворике хлопотал у печи Георгиос – пек лепешки для последних клиентов. На город уже накатывался вечер, синий, сырой и тихий, как частенько бывает зимою, прохожих было мало, и рыночные торговцы, свернув свой товар, покидали пропитанную дождем торговую площадь. Иван потянулся, поежился – все ж таки было довольно сыро – и даже не заметил, когда именно в таверну зашли несколько человек – длинный тощий старик с желчным взглядом и его свита.
– Шахматы? – взглянув на клетчатый столик, нехорошо усмехнулся старец – морщинистое вытянутое лицо его чем-то напоминала морду шакала. – Что ж, сыграем, майхонщик!
– Боюсь, я слишком слабый игрок, чтобы быть достойным соперником столь важного господина, – вежливо отозвался Иван. – Вот мой компаньон… Сейчас я его кликну… – Выглянув во двор, он позвал Георгиоса, сам же, скромно встав в уголке, принялся внимательно следить за партией.
Впрочем, Раничев скоро отвлекся от хода игры – на огонек заглянул начальник стражи Карзум. Именно что заглянул и тут же убрался обратно на улицу, едва только увидел погруженного в шахматную партию старика.
– Шараф ас-Сафат, – дрожа, вымолвил он. – Ох, боюсь, не зря он заглянул в твое заведение, Ибан!
– Что, вы наконец усилили стражу? – провожая его, словно бы просто так поинтересовался Раничев.
– Да нет, – покачал головою Карзум. – На башне Двух Сестер так и не хватает второго воина да нескольких – во внутренней крепости. Зато скоро установим там пушки! Две вот-вот должны привезти на днях из Александрии, ужасное оружие, Ибан, словно рык ифрита!
– Да-а, – кивнул Раничев. – Так ты говоришь, этот старик Шараф может наделать нам бед?
– Не то слово!
Пожав плечами, Иван простился с Карзумом и повернул обратно к таверне. Дождь между тем все усиливался, капли все сильней и сильней стучали по брусчатке, падали на головы редких пробегавших прохожих. Темно-зеленые, почти что черные тучи заволокли небо, сделалось необычайно темно, словно бы в преддверии ада, ломая ветки деревьев, задул ветер, бросив на улицы и стены мутные потоки ливня. По сточным канавам, по акведуку, по самим улицам побежали бурные коричневые ручьи, задрожали во дворах быстро накапливающиеся лужи. А когда Раничев вбежал в таверну, там был настоящий потоп! Желчный старик Шараф ас-Сафат уже ушел со всей своей свитой, а взмокший от напряжения Георгиос пытался в одиночку бороться со стихией, вычерпывая воду медным тазиком, в который обычно складывал только что выпеченные лепешки. Мокрый, смешной, тощий, он напоминал взъерошенного воробья.
– Ну хватит валять дурака, – махнул рукой Раничев. – Бросай таз и запирай дверь. Думаю, сегодня тебе вряд ли придется ночевать здесь.
– Да, пожалуй, – сбрасывая со лба мокрые волосы, улыбнулся юноша. – Думаю, мы и вдвоем не справимся здесь… Кстати, этот чертов старик все время выспрашивал о тебе.
– Обо мне? – удивился Иван. – И что?
– Я отвечал уклончиво, как ты и учил: дескать, хозяин родом из Смирны… Измира, как зовут этот город турки.
– О чем еще допытывался старик?
– Хотел узнать, на какие деньги мы приобрели эту таверну… а в конце партии, которую я ему проиграл, возгордился и предложил платить мне за то, чтобы я докладывал ему о тебе и вообще о всех подозрительных типах.
– Ты, конечно же, согласился?
– А как же? Что я, дурной, от денег отказываться?
Георгиос взглянул на Ивана, и они неожиданно рассмеялись разом, стоя по колено в мутной, холодной и грязной жиже…
Уже у себя, на втором этаже выходящего окнами на реку дома, выпив подогретого вина, они стали укладываться спать, под стук непрекращающегося дождя и вой ветра. Георгиос, как всегда, улегся у порога, завернувшись в старое одеяло, Иван же, дождавшись, пока парень уснет, вытащил из снятого пояса кусочки пергамента и бумаги с записями. Как сказал вчера Бахтияр-лоцман, в устье Оронта пережидала бурю шебека, следовавшая с Кипра в Кафу с грузом меди. Грех было не воспользоваться таким удобным случаем. Тамербек должен знать, что его Всевидящее Око – Иван Петрович Раничев – не спит, а честно исполняет порученное ему дело. Да, эмир должен всегда об этом помнить… и соответствующим образом относиться к Евдоксе… Хотя сейчас Тимур, вероятно, уже на подходе к Дели, а все тайные дела, вероятно, единолично решает большеголовый визирь Каим-ходжа. Что ж, если так, Евдоксе беспокоиться нечего: Каим-ходжа – человек умный и совсем не похож на мусульманских фанатиков, каким почему-то любит прикидываться эмир, будто никому не понятно, что Яса Чингисхана для него значит куда больше, чем все изречения Корана!