Тем громче прозвучали вдруг взвывшие трубы. Грохот боевых барабанов разорвал тишину, и войско Тимура, подбадривая себя громкими криками, ринулось к городским стенам. Впереди, на белом коне несся во главе своих туменов всадник в золоченых доспехах, держа в руке штандарт с конским хвостом и золотым полумесяцем.
– Нуреддин, – усатый проводил его радостным взглядом. – Непобедимый полководец эмира. – Затем он обернулся к Ивану: – Пора.
Раничев кивнул, тщательно застегнув плащ. Кто-то из воинов подвел ему лошадь. Иван вскочил в седло.
– Хур-ра-а-а-а!!!
Тысячеголосый крик растекся по всей равнине, улетел в небеса, вернулся, и, отразившись от стен, затих где-то позади, за Евфратом. Раничев вдруг ощутил какую-то непонятную радость, самый настоящий восторг от того, что летел сейчас, словно выпущенная из тугого лука стрела, среди непобедимых воинов.
– Хур-р-а-а-а! – орали вокруг, заорал и сам Иван. – Ур-а-а-а!
Летели из-под копыт комья желтого песка и глины, дрожала земля, и Тигр, казалось, сейчас выплеснется из берегов, затопляя обреченный город.
– Хур-р-а-а-а!
Летящие всадники окружали стены подковой – впереди несся Нуреддин, за ним – разноцветные – красные, желтые, синие – тумены Шахруха, сына Тимура, предпочитавшего походам философские беседы и строительство дворцов и мечетей. Что ж, волею отца, и ему пришлось сменить мантию философа на боевые доспехи. Шахрух вовсе не был трусом – но и воинское дело претило ему грубостью и кровью. И тем не менее, сидя в седле, он подбадривал свои тумены:
– Хур-р-а-а-а!
Сам Тимур наблюдал за начавшимся штурмом с высокой насыпи. Несмотря на возраст, зрение никогда не подводило эмира, он отлично видел все, изогнутые исполинской подковой, тумены, золоченую фигурку Нуреддина у самых стен, полчища орущих всадников, среди которых серыми горами высились боевые слоны, два года назад захваченные в индийском походе.
– Тумены Шахруха – зеленый и синий, – в полголоса произнес Тамерлан. – Пусть резко свернут и ударят наискось, где не ждут.
Пришпорив коня, стрелою метнулся посыльный, помчался, огибая войска – синий и зеленый тумены скакали по самому флангу.
– Хур-р-а-а-а!
Опомнившиеся защитники выскочили на обложенные лестницами стены, однако было уже поздно – передовые отряды Тимура, сметая на своем пути все, уже ворвались в город. Темник Нуреддин, взобравшись на стену, высоко поднял штандарт с золотым полумесяцем, до боли в глазах засиявшем на солнце.
– Хур-р-а-а-а!
Иван и не понял, как оказался за городскою стеной, не заметил: то ли проскочили в пролом, то ли кто-то открыл ворота. Впрочем, это было уже неважно – озверевшие от жары и крови гулямы, словно жадная саранча, растеклись по улицам города. Кое-где жители организовывали оборону – перегораживали разным хламом улицы, кидали с крыш кирпичи, но уже ничто не могло сдержать натиск ворвавшихся в город туменов. Раничев и прикрывавший его отряд свернули в узкую тихую улочку.
– Оставь коня, – дотронулся до плеча Ивана усач. – И помни про плащ.
– Помню, – Раничев отмахнулся и, вытащив саблю, бесстрашно пошел вперед, не в силах справиться с нахлынувшей энергией битвы.
– А что, если его убьют? – посмотрев в спину Ивану, спросил усатого молодой воин. – Не скажет ли Повелитель, что мы плохо его охраняли?
– Успокойся, Менгу, не скажет, – улыбнулся усач. – Эмир знает, что на все воля Аллаха. Убьют – значит, так было нужно для исполнения божественных планов. Ну, что встали? Поехали – уж теперь-то наконец и для нас начнется потеха!
– Ху-р-ра! – радостно завопили гулямы и, выехав на ближайшую площадь, ринулись в гущу схватки.
Услышав впереди какой-то шум, Раничев осторожно выглянул из-за угла. Открывшаяся перед ним картина, в общем-то, была довольно обыденной: двое спешившихся воинов держали за руки обнаженную женщину с растрепанными волосами, третий, спустив штаны, грубо насиловал ее под одобрительные возгласы остальных. Рядом, почти под ногами, в луже дымящейся крови валялись детские обезглавленные тела, три головы были аккуратно сложены у глухого глиняного забора. Кроме женщины в живых был еще и молодой парень, на вид почти мальчик, впрочем, судя по всему, жить ему оставалось недолго – огромный, как каменная баба, гулям с широким лицом цвета спекшейся глины, скрутив руки, пригнул юношу к земле и, упершись коленом в спину несчастного, поднял над головой саблю.
– Эй, – он обернулся к своим. – Хватит там развлекаться, смотрите, сейчас у меня будет еще одна вражья башка…
Молнией сверкнул клинок… И тут же грянул выстрел. Схватившись за грудь, верзила недоуменно повалился навзничь. Тяжелая сабля его, звеня, упала на землю. Вскочивший на ноги юноша подхватил ее и, не говоря ни слова, бросился на насильников.
Раничев посмотрел на ТТ:
– Гляди-ка, вот и сгодился.
Пронзив женщину саблей в живот, насильник подтянул штаны и без труда отразил натиск разъяренного парня. Его сотоварищи, бросив окровавленный труп, обнажив сабли, подступили к Ивану.
– Двое на одного, – нехорошо ухмыльнулся тот. – Непорядок.
Снова прозвучал выстрел, и один из гулямов упал, сраженный в сердце 7,62-миллиметровой пулей. В стволе «ТТ» остался последний патрон – авось, еще понадобится. Раничев сунул пистолет за пояс и вытащил саблю:
– А вот теперь – сразимся!
Гулям оказался из молодых. Понадеявшись на свою ловкость, храбро ломанулся в атаку. Иван увернулся, а затем, несколько раз отбив клинок, сам перешел в нападение, не давая противнику выстроить защиту. Ударил наискось, слева, потом отскочил в сторону, пропуская к себе вражий клинок… сопроводил и, изогнувшись, быстрым движением чиркнул лезвием по шее гуляма. Тот захрипел, захлебываясь кровью.
Разделавшись с нападавшим, Раничев с интересом осмотрелся. Похоже, дела у смелого парня шли плохо. Правая рука его, уже окровавленная, висела плетью, а левой он, видно, способен был действовать не так ловко, чем не преминул воспользоваться соперник, сильным ударом вышибив из рук юноши саблю. Лицо гуляма исказила торжествующая гримаса. Иван решил вмешаться:
– Эй, товарищ… Не подскажете, как пройти в библиотеку?
Повернувшись к нему, воин зло усмехнулся и взмахнул саблей. Это был просто какой-то вихрь – Раничев едва успевал отражать удары, наносимые с такой первобытной силой, что в один далеко не прекрасный момент, старый иззубренный клинок Ивана вдруг переломился у основания с противным хрустом. Молнией сверкнуло лезвие…
«Ну вот, даже „ТТ“ не успел вытащить», – с тоской подумал Раничев, увидев, как глаза врага вдруг затуманились, стали каким-то пустыми, блеклыми, а в уголке рта показалась узенькая струйка крови.
Издав предсмертный вопль, гулям выпустил из рук клинок и с грохотом рухнул наземь. Позади него стоял юноша с окровавленной саблей.