Русич. Молния Баязида | Страница: 50

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Ну я шепнул пару слов, – кивнул Авраамий. – Больно уж человек Лукьян хороший, а хорошим людям завсегда помогать нужно. Не так?

– Так! Совершеннейшим образом так, – обняв дьяка за плечи, расхохотался Иван. – Всегда и везде. Так что там с Лукьяном? С чего бы это Феоктист на него ополчился?

– Там не столь в Феоктисте дело, сколь в Аксене, – с усмешкой пояснил Авраамий. – Мы ведь с Лукьяном так и не переставали интересоваться убийцами старого воеводы Панфила. Помнишь то дело?

– Еще бы…

Раничев прикрыл глаза и словно наяву увидел синие тени на белом, блестящем от солнца снегу, себя самого, мчащегося на коне в Почудово – усадьбу старого Панфила Чоги и его приемной дочки – Евдокси… Снег из под копыт, и синее небо – и труп старого воеводы у ворот сожженной усадьбы.

– Там ведь много тогда погибло, – тихо произнес дьяк. – Сватов своих помнишь?

Иван кивнул:

– Ну да. Боярин Ростислав, Никифор-гость, старший дьяк Георгий… Царствие им небесное.

– Убиты ордынцами, – напомнил Авраамий.

– Ордынскими стрелами, ты хотел сказать? – вскинул глаза Раничев. – Ох, не верю я в ордынскую версию, незачем это ордынцам… А вот, скажем, Аксену…

– Так же и Лукьян думал… Да вот, сгинул…

Иван с неудовольствием посмотрел на дьяка:

– Да что ты все каркаешь? Сгинул, сгинул… Может, никуда и не сгинул, просто прячется где-нибудь в лесах. Он же не так глуп, Лукьян, Лукьян-отрок… Сколько ему сейчас? Лет шестнадцать? Восемнадцать?

– Да, где-то так…Совсем уже взрослый. Говорят, где-то в Пронске его видали. Сегодня как раз оттуда колодников погонят… Ночуешь у меня? – Авраамий закрыл рукопись.

– Да нет, – задумчиво отозвался Иван, – Пожалуй, поедем. Колодников обычно когда гонят? Днем?

– Ближе к вечерне. По пронской дорожке.

– Это где?

– Мимо Знаменской церкви. Так завтра и поедете? А то б и остались.

– Нечего нам пока тут делать. Нечего. А с обителью уж как-нибудь сами разберемся… да и не только с обителью. Сами!

– Напрасно ты так, – дьяк усмехнулся. – Поверь, при дворе много честных людей.

– Ну да, допустим. Только они не в силе!

– То так, – вздохнул Авраамий, провожая гостя.


Вечер плыл вокруг чудный, оранжевый, спокойный и тихий, один из тех теплых, почти что летних вечеров, что дарят иногда первые октябрьские денечки – бабье лето. В высоком голубом небе золотисто-палевыми сияющими дирижаблями медленно проплывали облака, подсвеченные снизу солнцем, кричали сбившиеся в стаи птицы, на реке расплавленным золотом пролегла узенькая солнечная дорожка. Тут и сям виднелись черные рыбацкие челноки, на берегу сохли сети.

Раничев задумчиво смотрел на все это великолепие, изредка подправляя коня, впрочем, кажется, тот и сам хорошо знал дорогу, тихонько труся в хвосте обоза с обидовскими мужиками. Те приехали сбыть оброк, понимали – внезапно возвратившемуся хозяину нужны деньги. Торговались отчаянно, да и товар был хоть куда: парное телячье мясо, свининка, копченая рыбка, выделанная овчина, золотистый липовый мед в сотах, бочонки из крепких дубовых досочек, стянутых липовыми обручами. Все – в счет оброка. Расторговались быстро – тиун Хевроний Охлупень оказался купцом хоть куда. Глядя на его старания, Раничев восхищенно качал головою и думал, что не зря решил вложиться в коммерческое предприятие тиуна и Захара Раскудряка – уж эти-то не прогорят, ушлые. Кабы вот только поубавить конкуренции со стороны чернецов. Зазвонили колокола к вечерне, поплыли в небо малиновым искристым звоном, в многочисленных церковных маковках отразилось заходящее солнце. Идущие в Знаменскую церковь девчонки заглядывались на Ивана, еще бы – парень был хоть куда. Красив, мускулист, статен. Темно-русая бородка аккуратно подстрижена, волосы длинные, недавно в бане крапивой вымытые, локонами по плечам, шапка парчовая на затылке, полукафтанье солнечно-желтое, поверх него – опашень лазоревый, с узорочьем, пояс – татаур – шелковый, сабля в малиновых ножнах, такие же малиновые сапоги из мягкой юфти, штаны – темно-синего ганзейского сукна. Штаны эти Раничеву очень понравились – крепкие, тройной нитью простроченные, почти что джинсы, только заклепок не хватает да фирменной нашлепки на заднице «Рэнглер» или там «Леви Страус». Как тут девкам не заглядеться?

Иван расслабился, подмигнул, спрыгнул, красуясь, с коня – черт пожилой, – захромал, подвернул ногу. И поделом – не двадцать лет, чтоб этак, козлятей, скакати. Девки прыснули, отвернулись – лахудры нарумяненные, позади мамки-старухи и прочая шелубень – явно, боярские были дочки, почему вот только пешком шли? Тятенька повозку с лошадьми дать пожалел?

Иван сделал шаг и опустился в траву – больно. Подбежал Хевроний, испуганно наклонился:

– Дай-кось дерну, боярин.

Раничев пожал плечами, скривился:

– Ну, черт с тобой, дергай.

Дернул… Лекарь, блин, недорезанный. Убивать надо таких лекарей прямо в колыбели! Аж искры из глаз. По крайней мере, Раничев старался, чтоб было похоже.

– Вы уж вечерню без меня стойте, – махнул рукой Иван. – Я вас тут подожду, под березами… Михряй, кувшинчик с романеей мне перекинь-ка. Нет, кружку не надо, как-нибудь так обойдусь… Вот спасибо.

Проводив глазами вошедших в церковь оброчников, Раничев, хромая, с кувшином под мышкой проковылял за березы, уселся на поставленную кем-то лавочку – видно, во все времена любил народишко кирять на природе, этак вот неприметненько. А и впрямь, хорошее место – самого Ивана не видно, а ему, так наоборот, всех, идущих мимо церкви, очень даже хорошо видать, вот только отодвинуть ветки… Ну вот. Иван хлебнул из кувшина вина, крякнул – неплохое винишко, по цвету – ну, точно «Золотая осень», популярнейшая марка, потребляемая Раничевым, можно сказать, с детства – а на вкус… на вкус – куда лучше! Нектар, амброзия!

Потихоньку темнело уже, потянулись поперек улицы длинные тени. Ну и где же колодники? Иван снова пригубил вино и поставил кувшин на землю, некогда было расслабляться – слышался уже из-за поворота знакомый звон цепей. Вот появились и колодники – преступники, чей труд княжич Федор Олегович вознамерился использовать на строительстве очередного храма.

– Подайте, Христа ради, – завели было колодники, да тут же и стихли – народ-то весь в церкви, на вечерней молитве. Придержали шаг, да дюжие молодцы – стража – взмахнули плетьми:

– А ну шагайте! Будем еще из-за вас тут рассиживаться.

Раничев – вообще не хромая – прихватил кувшин и, отвязав лошадь, медленно поехал сзади. Внимание его привлек один юноша с тяжелой колодкой на шее. Белоголовый, высокий, узколицый… Лукьян? Не особо похож… Впрочем.

– Лукьяне! – подъехав ближе, громко заорал Иван куда-то в сторону, словно бы углядел там старого доброго друга. – Эй, Лукьяне, давай, подожди малость!

Искоса увидал – обернулся белоголовый. Точно – Лукьян! Почти и не изменился, ну, немножко повзрослел, конечно. Впрочем, с виду – дите дитем. Сколько ему лет должно быть? Кажется, восемнадцать?