— Скорее, слушателя. О-о-о, думаю, мы сегодня не дадим ему спать! Бедный парень!
— Звучит заманчиво. Для меня, конечно, не для него. Что ты смеешься? Опять щекотно, что ли?
— Нет-нет, не щекотно… ой!
И снова жар переплетенных тел, и вздохи, и хлынувшее через край неземное блаженство… Не видать покоя бедняге часовому, а ночь ведь еще только началась.
— Хочу попросить тебя помочь мне, — прошептал Виталий, когда наступила очередная передышка.
— В чем?
— Нет чтобы сразу сказать: конечно помогу, милый.
— Конечно, я помогу тебе, милый… — поцеловав возлюбленного в щеку, послушно повторила девушка. — И не только потому, что ты помог мне. Что тебе нужно?
— Незаметно проникнуть в усадьбу Думнокара Римлянина.
— Она же разрушена! Чего тебе там нужно?
— Один мой друг когда-то там кое-что спрятал.
— Римские золотые монеты?! Понимаю… — Алезия усмехнулась. — Только не очень-то удобное ты выбрал время.
— Я сейчас не стану их забирать, просто хочу убедиться, что они на месте, перепрятать получше. Другого шанса может не выпасть, а ведь ходят тут всякие — то римляне, то галлы…
— Если мы больше сюда не попадем, то какая тебе разница, хорошо они будут спрятаны или плохо? Ты ведь все равно не сможешь их забрать!
— Глупая ты женщина! — с нежностью сказал Беторикс. — Хорошо спрятанным золотом хозяин сможет воспользоваться на том свете. А плохо спрятанного золота я не увижу ни в этой жизни, ни в той. Поняла теперь?
— У вас такие обычаи? Все-таки ты германец!
— Так ты поможешь мне?
— Помогу… — вздохнув, тихо промолвила девушка. — Но хочу, чтобы ты знал: я теперь очень опасная спутница.
— Я тоже не погулять вышел. — Беторикс ласково погладил возлюбленную по плечу.
— Что надо делать? Наверняка ты уже все продумал.
Некоторое время Алезия слушала молча, потом воскликнула:
— Бедный мальчик! Я про часового. А в целом замечательно придумано. Никогда в жизни я так не веселилась, как с тобой! И все же чувствую, ты чужой. Не только мне — всем галлам. Да и римлянам. Ты какой-то совсем не такой, как мы. Ты думаешь и воспринимаешь мир совершенно иначе, у тебя в голове все перевернуто, будто ты пришел с того света, если не откуда-то дальше… Тсс! Идет кто-то!
— Наверное, часового меняют, нашего страдальца.
Снаружи послышался приглушенный смех, перешедший в откровенный гогот.
— Калидр, эй! Как там тебе стоится?
— Да идите вы…
— …в овечью задницу! — вспомнив римлян, смачным шепотом дополнил Виталий.
— Калидр, а, Калидр, — продолжали хмыри у шатра: видать, очень им нравилось дразнить часового. — Ну, что они там делают? Расскажи нам, а то мы не слышали.
— А еще лучше, покажи.
— Мы поможем!
— Да идите вы! — завопил выведенный из себя часовой, и вновь поднялся шум потасовки, перемежаемой заливистым ржанием.
Идти нужно было под утро, едва рассветет, и столь же быстро вернуться. Виталий хотел одного: заглянуть в эргастул, то есть помещение для рабов, располагавшееся на том же месте, где на ферме в его времени стоял дровяной сарай. До усадьбы и полкилометра не будет, поэтому успеть туда и обратно можно было за полчаса. Боясь проспать рассвет, гладиатор почти не сомкнул глаз. А как только в шатер проник первый проблеск зари, толкнул Алезию.
— Да помню я, помню, — спросонья отозвалась та. — Иди уж только поспешай, ладно?
Ужом выскользнув из шатра, Виталий откатился в кусточки и внимательно осмотрелся: у костра перед входом в шатер маячила унылая фигура отчаянно сонного часового. Вот прошелся, посматривая вокруг, остановился у полога, прислушиваясь… И, услыхав характерные стоны, отошел, снова уселся на плоский камень, подбросил в костер хворост. Галлы почти все такие, беспечность — их национальная черта. Непобедимые легионы проконсула Гая Юлия Цезаря висят на хвосте, а Верцингеторикс не особенно-то и спешит. Почему? Выказывает презрение противнику? Очень может быть, легионы-то на поверку оказались не такими уж и непобедимыми — Герговию взять не смогли, мало того — отступили. И если бы не беспечный галльский характер, если бы Верцингеторикс умело организовал преследование, кто знает, где бы сейчас был Цезарь? Дожил бы до мартовских ид?
Проскочив по оврагу, Тевтонский Лев выпрямился и побежал к орешнику, за которым в зыбком предутреннем тумане виднелись полуразрушенные стены усадьбы. По виду было весьма похоже на бывшую совхозную ферму, превратившуюся в развалины за смутные годы реформ. Битый кирпич, тут и там разбросанные камни, закопченные остатки колонн — для полноты впечатления не хватало только выцветшего плаката с лозунгом типа «Наша цель — коммунизм».
А вон и эргастул! Виталий устремился было к нему, но позади у оврага раздался некий шум, будто кто-то упал, неловко запнувшись за корягу. Или показалось? На всякий случай Беторикс бросился в траву и распластался за большим камнем, нервно вслушиваясь в предутреннюю тишину.
Вот прошелестел и стих чей-то злой шепот… Или просто ветер играет листвой? А вот цикады, и ранняя трель жаворонка… Спокойно все, мирно, и никого здесь нет, кроме Виталия Замятина, бывшего гладиатора и будущего кандидата наук. Если у него действительно будет то будущее, которое он себе было запланировал. Но, как говорится, если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах.
Не в силах дальше терпеть неизвестность, Виталий поднялся, посмотрел в бледное небо с узенькой оранжевой полосой, размашисто перекрестился и решительно зашагал к эргастулу. Волнуясь, постоял, помял крапиву… И рванул дверь! А сердце так билось, что, казалось, вот-вот вырвется из груди и заживет своей отдельной жизнью.
Эргастул оказался совершенно пустым. Виталий грустно хмыкнул: интересно, а что он надеялся увидеть? Или кого — Весту? Васюкина? Или участкового уполномоченного? Пожалуй, встреча с последним обрадовала бы Виталия сильнее всего.
Снова показалось, будто за спиной снаружи мелькнула быстрая тень. Беторикс вздрогнул и обернулся — никого. Это всего лишь тень от сосны, растущей за разрушенной оградой, ведь солнце уже взошло.
В это время первый утренний лучик, яркий, игривый и радостный, проник сквозь распахнутую дверь и упал на противоположную стену, осветив крупные яркие буквы:
«Виталию Замятину»
Тевтонский Лев застыл, не веря своим глазам, отвыкшим от вида русских надписей. Но ведь чего-то подобного он и ждал в глубине души, надеялся и верил на некий привет из своего времени, своего мира… Ради этого шел сюда с таким трудом! Слава Богу, не зря! С замирающим сердцем он вгляделся в надпись, сделанную красной краской. Под его именем шло продолжение: «Посмотрите под окном за штукатуркой».
Под окном… что там? Может, красная кнопка, нажмешь и — вжик! — уже дома…