Саша трудился в паре с Ингульфом, и к вечеру они так насобачились, что выдали полторы нормы, вызвав скупую похвалу явившегося проверить работу старика и злобные взгляды остальных работяг, которым тут же влепили по паре «горячих».
— Да-а, — грустно покачал головой Саша, — А мы тут, Ингульф, теперь, похоже, в штрейкбрейхерах. Как бы нам ночью темную не устроили!
Позже, у барака, при свете факелов, перед тем как разлить по грязным мискам похлебку провели перекличку Старик даже записал новых рабов (да-да, рабов, кого же еще-то?), ну уж, конечно, не в записную книжку, не в органайзер — в свиток, даже не бумажный, а… папирусный, что ли? Записал тростниковым пером!
Саша с презрением сплюнул: вот же уроды, даже в мелочах выпендриваются, сектанты хреновы! Неужели нельзя было шариковую ручку найти или карандаш?
Низкое черное небо переливалось звездами. Впрочем, любоваться ими долго не пришлось: после скудного ужина работников тотчас же загнали в барак — темный и грязный. Всего туда набилось человек тридцать, наверное, исключая, может быть, домашнюю прислугу.
Напрасно Александр опасался темной! Навкалывавшиеся за день невольники, словно подкошенные, валились на пол, на охапки гнилой соломы. Судя по всему, каких-либо постоянных мест здесь ни у кого не имелось. Все сразу засыпали: кто-то храпел, кто- то стонал, кто-то метался во сне.
Саша тоже почувствовал вдруг навалившуюся усталость, тяжелую, отупляющую, неимоверную. И как он ее раньше-то терпел? Казалось, простая работенка — меси себе глину да выделывай кирпичи, технология со времен Древнего Египта не изменилась. Ан нет, вот когда руки почувствовали-то. И не пошевелить, как и ногами. А спина-то, спина… Словно чертей катал!
Ингульф, слышно было, уснул. Но тоже стонал, и дыхание его было тяжелым.
Буквально на третий день, ближе к вечеру, Александр увидал вышку. То ли сотовая связь, то ли одна из опор высоковольтной линии — других просто могло быть не видно на склонах холма, а эта горделиво высилась на самой вершине. Наверняка оттуда можно было даже увидеть море, не так уж оно тут и далеко, километров пять, вряд ли больше.
Молодой человек как раз работал один — укреплял каркас возводимой стены бревнами, утрамбовывал. До башни было с полкилометра по открытой местности, особо никто за пленником не следил, как раз сейчас можно было попытаться рвануть… Хотя бы посмотреть, что там. Если высоковольтная линия, то куда ведет? Может быть, буквально там, за холмом — порт? Если же вышка сотовой связи, тогда можно будет оставить записку ремонтникам, чтобы срочно сообщили в полицию. Должен же ведь хоть кто-то время от времени обслуживать антенну.
Да-да, именно так, добраться туда, оставить записку и быстро-быстро вернуться. Если убежать, его ведь будут ловить, искать, и кто знает, может быть, жители окрестных селений тоже сектанты? Или, скорее, заинтересованы в поимке беглецов, скажем, за определенное вознаграждение. Все может быть, рисковать не стоит. А записка… Даже если она и попадется на глаза тому кому не нужно, так ведь он, Александр, на ней автографа не оставит. Пойди пойми, кто написал.
Молодой человек специально затянул работу, рискуя получить плетей, и надсмотрщик недовольно ворчал уже, а старик, что наблюдал тут за всеми, — звали его Василии — даже что-то сказал Саше строгим, не сулящим ничего хорошего тоном. Ну, что поделать? Надо же было хоть как-то затянуть работу: очень уж хотелось, чтобы завтра поставили именно сюда. И поставили!
С запиской Александр вопрос решил: подобрал обломок меловой плиты, а написать можно было на чем угодно. С утра, стиснув зубы, взялся за работу, вкалывал без дураков, так что Василии, подойдя, покровительственно похлопал его по плечу и что-то сказал другим рабам, видимо, ставил в пример. Это явно не прибавило любви остальных невольников к Саше.
Надсмотрщик, в общем-то, не особо за ним и наблюдал — куда тут бежать-то? Сразу можно было заметить с башни. Потому-то молодой человек и решил ни в коем случае не бежать, шествовать не спеша, спокойно.
Улучил момент, осмотрелся. Ага! Широкая спина надсмотрщика виднелась на другом конце двора. Часовой на вышке тоже отвернулся.
Наклонившись, Александр подобрал какую-то жердину или кол, положил на плечо и самой деловитой походкой зашагал к вышке. Шел не оборачиваясь — ах, знал бы кто, каких трудов стоило не перейти на бег! А Саша еще иногда и останавливался нарочно, делал вид, будто что-то рассматривал под ногами. Пару раз не удержался, скосил глаза на часового — не выстрелил бы! Нет, похоже, тот ничего не заподозрил.
Песчаные склоны холма были покрыты какими-то колючками и низенькими буровато-зелеными кустиками, при всем желании не спрячешься и далеко не убежишь — все равно кто-нибудь да заметит. Потому, видно, и не следили, хватало других забот.
Неспешно продвигаясь к вершине холма, молодой человек невольно ежился, в любую секунду ожидая выстрела в спину. И в самом-то деле, что мешало часовому послать вдогонку беглецу пулю? Ведь оружие-то у него за спиной имелось… Или это было копье? Далеко, отсюда не видно. Нет, наверное, не копье — карабин, не иначе!
Осталось шагов пятьдесят, и тут Александр увидел, что, похоже, шел зря. При ближайшем рассмотрении вышка оказалась сколоченной из крепких беловато-серых от времени бревен. На вершине имелась небольшая площадка с дровами и соломой. Отсюда следили за дорогой, за морем, чтобы в случае опасности немедленно подать сигнал огнем или дымом. Не легче ли просто позвонить? Так, может быть, здесь просто нет связи? А рации? Что мешало сектантам их завести? Ну не могли же они настолько отрицать прогресс, чтобы отказаться использовать заведомо полезные вещи?
Ах, какой вид открывался отсюда! Море! Зелень! Дорога, какое-то селение у самого горизонта. Не так уж и далеко. Сердце екнуло: теперь Саша хотя бы знал примерное направление побега. На всякий случай написав на бревне: «Хелп ми. Кол ту полис — вилла», молодой человек вновь поднял на плечо дрын и, теперь уже куда быстрее, зашагал к вилле. Никто на него по-прежнему не смотрел, часовой так и стоял отвернувшись и был поглощен куда более приятным зрелищем — молодые служанки поливали сад, набирая из ручья воду в большие высокие кувшины.
Дойдя наконец до ограды, Александр перевел дух и, поплевав на руки, наклонился над недавно поднесенными кем-то из работников кирпичами, приподнял…
— Хаш!!!
Внезапно возникший рядом — вот принесло же не вовремя! — старик Василии грозно насупил брови. Позади него, небрежно поигрывая короткими копьями и кнутами, гнусно ухмылялись надсмотрщики.
— Нон бене! Нон! — Брызжа слюной, старик указывал пальцем на вышку.
Понятно. Не стоило, мол, туда ходить, теперь будешь наказан!
По знаку Василина четверо дюжих надсмотрщиков накинулись на несостоявшегося беглеца. Саша, конечно, сопротивлялся, но силы оказались уж слишком неравны, к тому же кто-то ткнул его под ребра острием копья — мол, не стоит шутить, парень. В общем, скрутили, бросили наземь, попинав для порядка ногами.