И что могли противопоставить этому ацтеки? Воинов – и тех не могли. Воевали-то как? Самое главное – не убить противника, не отразить натиск, а взять как можно больше пленных, чтобы потом принести их в жертву своим жестоким богам! Вот она – убийственная, вернее, самоубийственная тактика, которая уже совсем скоро принесет свои гибельные плоды.
И еще – политика жрецов. Страх! Кецалькоатль, якобы вернувшийся с гневом… Предводитель конкистадоров Кортес – и есть Кецалькоатль! Так выходило… Верно заметили жрецы – только глупец будет воевать с богами. Побольше бы таких глупцов!
О боги… Как плохо все! Глупое поведение жрецов, предрассудки, первобытный менталитет, плюс ко всему – враги, кругом враги: тлашкаланцы, отоми, пурепеча… О, всем этим смогут воспользоваться испанцы, ведомые неуемной жаждой золота и войны! И ничего не сделаешь – он, Куатемок, сейчас практически никто. Ну, принц, да… Но не имеющий абсолютно никакого влияния – всем заправлял Моктекусома. Свалить его к черту? Так для всякого заговора нужно время, а его, времени-то, и нету совсем. Испанцы уже высадились!
Тогда что остается? Сидеть сложа руки, отдавшись воле богов? Дикарь так бы и поступил, но ведь Куатемок не дикарь. Надо искать, искать, на кого опереться, ведь пусть хоть немного времени и осталось, но, может быть, удастся организовать испанцам достойный отпор… Может быть? Ну нет – не те это слова, не те. Нужно просто все для этого делать! И начать с подбора здравомыслящих людей… таких, как тот военачальник с лицом Гойко Митича, как, наконец, жрец Шочипильцин… Наверняка такие люди есть, и их достаточно много… Правда, они испорчены верой, значит, надо искать циников, тех, кто вообще ни во что не верит! Найдутся такие? Должны бы… Как вот только их найти?
– Тлауикоатль!
– Да, господин? – Толстяк мажордом проворно подбежал к пруду, освещенному последними лучами заходящего солнца: – Что прикажешь?
– Прикажу женщину!
– О, они знают и скоро явятся…
– Нет. – Куатемок раздраженно взмахнул рукой, подняв брызги. – Позови одну… Кого-нибудь… Вот хоть ту, тощую, с такими сверкающими глазами…
– А, ты, верно, имеешь в виду Тескаль, господин?
– Может быть. – Молодой человек нырнул… А когда вынырнул, пред ним уже стояла девушка… Та самая.
– Господин звал меня?
– Да, звал. Помоги мне одеться и проводи в дом.
– А господин не хочет ли…
– Пока нет. – Куатемок улыбнулся, заметив, как девушка буквально спала с лица. – Пока нет, а потом – кто знает?
Выбравшись из пруда, стеснительно отвернулся, заматывая на бедра мацтлаль, длинные концы которого волочились бахромой по тропинке сада.
Девушка покорно шла сзади… правда, на пороге остановилась:
– Мне позвать Айли и Никуа?
– Нет…
– Тогда я принесу еду! – Тескаль радостно всплеснула руками и, дождавшись кивка, убежала, сверкая босыми пятками.
Тескаль… Зеркальце… Надо же – когда-то у Асотля уже была знакомая с таким именем.
Испросив разрешения, в залу с поклоном вошел мажордом, сноровисто разжег в очаге огонь – хоть и началась весна, да ночи еще стояли прохладные. Переставив стол ближе к огню, пододвинул стульчик, циновки, ширму:
– Господин желает ужинать в одиночестве?
– Как это – в одиночестве? – Куатемок вскинул глаза.
– Ну, я не имел в виду Тескаль, – тут же поправился слуга. – Может быть, пригласить еще кого-нибудь? Айли, Никуа?
– Пожалуй… Пожалуй, начальника моей стражи.
– Я позову. – Поклонившись, мажордом вышел во двор.
Послышались голоса, и в дом вошел Несауа. Пригладив черные, с медным отливом волосы, молча поклонился.
– Хочу, чтобы ты отужинал сегодня со мной. – Куатемок приветливо указал на циновку.
Молодой воин уселся, поставив копье в угол. Как раз в этот момент вошла Тескаль с большим золотым подносом, уставленным всякими яствами. Ой, как вкусно от них пахло!
Давно уже чувствовавший голод Куатемок нетерпеливо потер ладони:
– А ну-ка, ну-ка, Зеркальце, скажи-ка, что это ты нам принесла?
– Все твоя любимая еда, господин! – расставляя яства, улыбнулась девушка. – Тушеная рыба с красным перцем и помидорами, жаренные на углях тритоны с тыквенным соусом, собачки, запеченные в глине, дичь – вот зайцы, кролик, перепелки…
– Тескаль, душа моя, ты… – Куатемок задумчиво обозревал стол. – Ты вот что… Вот всех этих собачек, тритонов… ты их поставь во-он на тот край, ладно? А сюда, поближе, все остальное – рыбу, перепелок… это что?
– Картофель, мой господин!
– О! И картошку! Сама давай садись.
– Но, господин…
– Садись, не маячь, кому сказано?
Несауа – видно было – чувствовал себя не в своей тарелке, хотя и рад был оказанной чести, но вскоре ушел, испросив разрешения проверить посты.
Посты! Вообще-то на ночь тут ничего подобного не выставляли, однако Несауа все же был тлашкаланцем и находился, по его представлениям, во вражеском городе, именно так – во вражеском, ведь Тлашкала и Теночтитлан враждовали с давних времен.
Враждовали!
А хотелось, чтобы были союзниками.
Для того и был приглашен Несауа, Куатемок хотел постепенно приучить этого юношу к совместным вечерним трапезам, разговорить его – да и не только его, всех остальных тлашкаланцев тоже, – поподробней выспросить о семьях тлашкаланской знати, да и о вообще о жизни…
– Ты что смеешься, Зеркальце?
– Рада, что ты выбрал меня, господин!
Рада…
Тескаль оделась к ужину как подобает – длинная узорчатая юбка, тоненькая зеленая, с красными цветами туника-уипилли – очень коротенькая, больше напоминавшая какой-нибудь топик. В пупке сверкала жемчужина… такая же, как и в ушах, и на шее. И так же сверкали глаза…
Куатемок притянул девушку к себе:
– Ты красивая, Зеркальце…
Рука его скользнула под юбку… Тескаль улыбнулась, стянула тунику, и Куатемок нежно погладил ее грудь, небольшую, упругую, с твердыми, задорно стоящими сосками…
– Ах…
Ах, какая же ты нежная! Какая у тебя кожа… не кожа – шелк… И этот плоский животик… Ах… И горячие губы… и глаза… Как звезды!
– Откуда ты, Зеркальце? – Лежа на циновке, молодой принц погладил девушку по плечу.
– Из Мойотлана, – тихо ответила Тескаль. – У нас там и правда много москитов – кругом болота.
Мойотлан… Южный пригород – москитный берег…
– Как оказалась здесь?
– Три года назад после смерти родителей дядя продал меня за долги… Мне повезло – я осталась здесь, во дворце! А ведь могла бы угодить к жрецам какого-нибудь храма, и тогда…