– Ха, куртки?! Тысячи курток для папы Карло!
– Скажи!!! Скажи!!!! Скорей скажи, куда мне подогнать лодки?!
Звездочка и Тла-Тла исчезли! По возвращении Асотль никак не мог их найти… Как и мальчишку-раба, Подарка. Странно, но Куэкальцин об этом тоже ничего не знал, хотя и обещал тотчас же все выяснить, пока сотник обеспечивает охрану только что организованной переправы, которая, надо сказать, шла сейчас весьма ходко.
Радостно улыбаясь, люди садились на подогнанные плоты и лодки с детьми и со всем своим скарбом, включая индюков и маленьких, разводимых исключительно на мясо собачек, вовсе не умеющих лаять. Всюду звучали веселые шутки и смех – почти все уже поняли: их многолетним скитаниям приходит конец, великий Уицилопочтли смилостивился, дал давно обещанный в легендах и преданиях знак, послал знамение – сидящий на кактусе орел терзал змею, это видели разведчики, они и рассказали… Новый город решили назвать Теночтитланом, в честь недавно умершего вождя, некоторые же возражали, утверждая, что лучшее название – Мехико, в честь древнего прародителя Меши. Ацтеки ведь с давних времен именовали себя мешиками. Были и другие несогласные – из числа очень даже знатных лиц – эти вообще разобиделись и решили основать свое поселение, город-близнец Тлателолько, куда теперь активно сманивали переселенцев. Впрочем, пока еще было некуда сманивать – кругом ни кола ни двора, ни дворцов, ни храмов, ни хижин. Все еще предстояло построить.
Уж конечно же, жрецы вовсю готовились к торжественным жертвоприношениям, как же без этого? Уже подбирали достойных для жертвы людей – красивых девушек, юношей, детей… Отвратительные смрадные гады! Асотль даже не мог бы выделить хоть кого-нибудь из числа могущественных и влиятельных жрецов: все они сливались в его глазах в один гнусный кровавый облик – облик осатаневшего от безнаказанности садиста и вампира. Эта жуткая, поганая религия пронизывала всю жизнь ацтеков и родственных им народов, врагов-друзей… Нет, ацтеков, пожалуй, пока еще в меньшей степени, ведь у них еще не было более-менее постоянного обиталища, и этим нужно было пользоваться, пока не поздно, не дать жрецам закабалить народ своей дурацкой верой, словно щупальцами неведомого и страшного чудовища опутывающей существование любого человека, от самого рождения и до смерти. Надо же, эти люди всерьез верили, что без жертвенной крови, без вырванных из грудных клеток сердец рухнет весь их мир, мир пятого солнца! Да и рухнул бы – и черт-то с ним, с таким гнусным миром!
Вот тут, наверное, как раз такой случай, вполне большевистский, троцкистский даже, когда «до основанья все разрушить, а затем…». Нет, нет, нет, никаких компромиссов – эту кровавую религию нужно разрушить как можно быстрей. Пока еще не закостенела, пока еще не въелась в подкорку, в плоть и кровь… Хотя, конечно, взрослые, быть может, уже были потеряны. Но оставалась еще молодежь… подростки, дети! Вот за них нужно было бороться! И снова тот случай, когда не помешал бы хороший молодежный бунт, для начала – субкультура, нечто типа хиппи – детей цветов… воинов цветов, если уж на то пошло. Именно молодые способны изменить мир, пусть в их среде для начала распространятся неверие и цинизм по отношению к собственной кровавой жизни, молодежь всегда отрицает взрослых, дети – родителей, так пусть это отрицание ширится и растет, выходит, вырывается из стен тельпочкалли и кальмекак наружу, на улицы, площади, храмы! Пусть погрязшие в самомнении жрецы предстанут жалкими и смешными, пусть станет модно и «круто» приносить в жертву цветы, а не людские сердца! Асотль верил: так будет, и начинать надо с малого…
– Ты напрасно малюешь всех жрецов одной краской, – при встрече посетовал Куэкальцин.
– Я не имею в виду таких, как ты… Или тех, кто в храме порока. – Сотник вскинул глаза. – Ну? Что-нибудь выяснилось?
– Один жрец… Из тех, кого ты называешь кровавыми. Далеко не дурак и любит хорошо пожить. Собственно, он и сейчас неплохо живет… но хочет еще лучше.
Асотль непроизвольно хмыкнул:
– Ну, этого все хотят.
– Хотят-то все, да не у всех получается. Он, этот жрец, – имя его тебе сейчас ни к чему – давно у меня, скажем так, на крючке…
– Так он что-то знает?!
– Да, знает! Тебе ведь известна одна жрица, ее зовут Молпилли или что-то вроде того…
– Мо! – тут же сообразил юноша. – Да, есть такая. Та еще змея, если между нами.
– Так вот, эта змея не далее как позавчера доложила синклиту высших жрецов – назовем это сборище так – некую очень важную вещь. Она здесь кое-кого узнала!
– Звездочку!!! – ахнул Асотль. И тут же сквозь зубы выругался: – Вот сука!
– Да, весьма, я бы сказал, специфическая девушка. Такую бы переманить к себе…
– Так что? – юноша не дослушал жреца. – Ситлаль сейчас в руках этого самого синклита?
– Думаю, да. – Куэкальцин Четыре Пера кивнул и нахмурился. – Ее увели в край Сиреневых скал.
– Край Сиреневых скал? Это где же такой?
– Не так уж и далеко отсюда. Там есть один заброшенный храм…
Однажды мы едва не утонули в какой-то трясине, другой раз мы попали в облаву…
Максим Горький. «Коновалов»
Скалы и в самом деле оказались сиреневыми, даже с каким-то темно-фиолетовым, а кое-где и малиново-красным отливом. Завораживающе красивое клонящееся к закату солнце разливалось по всему небу расплавленным золотом мягко мерцающих в вечерней туманной дымке лучей. Наверное, очень скоро скалы должны были показаться черными, как вот эти камни вокруг, как стволы деревьев, чьи раскидистые кроны скрывали какую-то бурную невидимую речку, как базальтовые глыбы заброшенной, наполовину уже обсыпавшейся пирамиды, на плоской, невысокой вершине которой громоздился храм.
Буйная растительность – санитар ушедших времен – уже давно сделала свое дело, произрастая буквально повсюду: в расщелинах, между глыбами и даже на крыше. Кто был тот народ, некогда сложивший здесь эту пирамиду, каким богам он молился, какие приносил жертвы?
Ныне, похоже, что уже очень давно, храм был заброшен и потрескавшиеся губы каменных идолов казались высохшими губами мумий.
– Ты куда, Сипак? – Едва охотник дернулся к узким ступенькам храма, Асотль придержал его, схватив рукой за плечо. – Там могут быть люди, враги. Жрец предупреждал не зря.
– Там нет никого. – Сипак быстро обернулся. – По крайней мере, сейчас. Я же охотник, понимаешь? Я чувствую.
– Однако Куэкальцин Четыре Пера не стал бы болтать зря. А может, здесь не один заброшенный храм, может, в здешних угрюмых местах их много?
– Может, и много, – выслушав сомнения Шочи, согласно кивнул сотник. – Но мы еще их не нашли, поэтому для начала осмотрим этот. Тем более Сипак утверждает, что там никого нет.
У подножия пирамиды их стояло трое – Асотль, Сипак, Шочи, и еще «двадцатка» молодых воинов таилась вокруг, в зарослях – мало ли что могло случиться? Уж конечно, старые товарищи не бросили своего друга в трудную минуту, и тому было приятно, приятно несмотря ни на что.