По свистку оптиона Авфидия легионеры из задней шеренги по узким интервалам между рядами стали боком проталкиваться поближе к передней шеренге, где уже появились первые потери. Легионерам в трех первых шеренгах нужно было любой ценой удерживать боевое фронтальное построение когорты, а легионеры из четвертой шеренги должны были заменять павших бойцов в передовой шеренге.
Не прошло и двадцати минут яростного боя, как в центре боевого строя римлян образовалась брешь. От мечей галлов пал один из младших центурионов и еще пятеро легионеров из передней шеренги. С торжествующим ревом варвары устремились вперед, стремясь рассечь римскую когорту надвое.
Выхватив из ножен меч и выставив перед собой щит, я преградил путь врагам, лица которых были раскрашены желтой и красной охрой. Для замаха мечом не было возможности, поэтому мне приходилось наносить колющие удары из-за щита. Галлы были высоки ростом и неимоверно живучи. Какой-то галл с волосами, вымазанными известью, так что его шевелюра стояла дыбом, был ранен мною в живот и бедро, но продолжал сражаться, истекая кровью. Мне удалось свалить его наземь, лишь поразив острием меча прямо в сердце. Другой длинноволосый варвар, уже лежа на земле и испуская дух, успел-таки дотянуться мечом до Цинны, ранив его в лодыжку.
Цинна вскрикнул от боли и припал на одно колено. В следующий миг на его шлем обрушилась вражеская дубина. Цинна зашатался и выронил меч из руки. Тит Пулион попытался прикрыть Цинну своим щитом, но сам оказался тяжело ранен, вражеский топор разрубил ему ключицу.
Я бросился на выручку к Цинне, который осел на землю, опершись на щит и закрыв лицо ладонью. Видимо, от удара по голове у него потемнело в глазах. Сразу двое галлов ринулись к военному трибуну, спеша добить его. Один замахнулся на Цинну мечом, другой целил в него копьем. В мгновение ока я отсек наконечник у вражеского копья и следующим выпадом вогнал свой клинок в горло галлу, затем ударил щитом второго варвара, едва не сбив его с ног. Заслонив собой Цинну, я стал отбивать удары мечей и топоров наседающих варваров. Кому-то из косматых галлов я снес голову с плеч, кому-то отсек руку, сжимающую меч. Один варвар был убит мною ударом клинка между глаз, другому я рассек колено.
По мере того как остальные римские когорты втягивались в сражение, натиск галлов стал ослабевать. Наконец варвары не выдержали и обратились в бегство, затерявшись в чаще леса.
Устало опустив меч, я только сейчас обнаружил, что у меня рассечен подбородок и кровоточит предплечье на правой руке.
За спасение в битве жизни римского гражданина меня наградили венком из дубовых листьев. Это была очень почетная награда в римском войске.
Дубовый венок возложили мне на голову после того, как римское войско взяло штурмом город Бригантий, разбив под его стенами объединенное войско ретов и винделиков. Вождь ретов пал в сражении, а вождя винделиков Орбистазия римляне взяли в плен.
Цезарь, узнав о быстром подавлении мятежа галлов легатом Цицероном, решил наградить и его самого, и наиболее отличившихся военачальников и воинов десятого легиона. В этот список угодил и я вместе с Титом Пулионом. Поскольку важные дела удерживали Цезаря в Кремоне, он не мог приехать ни в Эпоредию, ни в Новый Ком. Всех достойных награды легионеров, и меня в том числе, легат Цицерон отправил в Кремону под началом Цинны. Не претендуя на почести и деньги, Цинна выехал в Кремону лишь затем, чтобы подлечиться.
Из всех римских поселений в Цизальпинской Галлии только Кремона могла называться городом в полном смысле этого слова, хотя жителей здесь было чуть больше десяти тысяч человек. Дома, храмы и общественные здания в Кремоне были возведены из камня, улицы и площади были вымощены каменными плитами. Галлов в Кремоне было очень мало, здесь повсюду звучала латинская речь.
Дом, где размещался Цезарь со своими слугами и приближенными, находился в цитадели Кремоны.
Цинна встретился с Цезарем в первый же день своего пребывания в Кремоне. На эту встречу Цинна взял с собой и меня.
Цезарь диктовал письма сразу двум своим писцам, когда Цинна и я предстали перед ним.
– Привет тебе, Гай! – сказал Цинна, сделав приветственный жест рукой. – Извини, что отрываю тебя от важных дел. Вот, познакомься, это Авл Валент. – Цинна дружески положил руку на мое плечо. – Он спас мне жизнь в сражении. Награди его!
Цезарь отошел от стола, за которым сидели его писцы, склонившись над папирусными листами. Сначала он поздоровался с Цинной, потом со мной.
– Я рад, Луций, что смерть миновала тебя благодаря мужеству Авла Валента, – промолвил Цезарь, обняв Цинну. – Ты не ранен?
– К сожалению, ранен. – Цинна похлопал себя по правой ноге. – Надеюсь, Гай, твои лекари окажут мне наилучшую помощь.
Цезарь пригласил Цинну и меня в соседнюю комнату, где было гораздо теплее от пламени, пляшущего в очаге.
– Располагайтесь, где вам удобно. – Цезарь радушным жестом указал нам на стулья и кресла, расставленные вокруг круглого стола, на котором возвышалась изящная терракотовая статуэтка красивой обнаженной женщины с греческой прической.
Цинна опустился в кресло с подлокотниками из слоновой кости, обронив с усмешкой:
– На таком сиденье я чувствую себя претором или курульным эдилом.
Я сел на стул сбоку от Цинны.
Цезарь отодвинул от стены другое кресло, придвинув его поближе к креслу Цинны. Садясь, Цезарь с грустной улыбкой заметил:
– А я в какое бы кресло ни садился, неизменно чувствую себя изгнанником.
– Почему? – Цинна удивленно приподнял брови. – С твоим-то могуществом и богатством?!
– Да будет тебе известно, Луций, недавно римский сенат отказался признать мои заслуги перед Римским государством, не продлил мне полномочия проконсула на новый срок и запретил мне появляться в Риме, не распустив своих войск, – покачивая головой, перечислил Цезарь. – Сенаторы уже утвердили моего преемника на должность наместника Галлии, им стал Луций Домиций Агенобарб. Меня же собираются привлечь к суду в Риме за различные провинности, список которых составляет около десяти пунктов. Иными словами, мои недруги в сенате дают мне понять, что самое лучшее для меня – добровольно уйти в изгнание. Каково, а? – Цезарь усмехнулся.
– Откуда такие сведения? – поинтересовался Цинна.
– В Кремону на днях прибыли Курион и Марк Антоний, – ответил Цезарь. – Сенаторы-помпеянцы публично оскорбили их в стенах сената, не позволив им созвать народное собрание. Более того, в нарушение закона о неприкосновенности народных трибунов обоих грубо выставили из курии Гостилия, разорвав на них тоги.
Цинна изумленно присвистнул, затем спросил:
– Может, это происки Помпея?
– Помпея, Катона, Цицерона… Какая разница, кто из них стоит за этим? – Цезарь подавил раздраженный вздох. – Плохо то, что большинство в сенате настроено непримиримо ко мне. Все мои предложения об установлении гражданского мира и согласия отвергнуты. От меня требуют роспуска войск, но при этом Помпей получает от сената право еще пять лет не распускать свои легионы. Сенат даже выделил деньги Помпею на уплату жалованья воинам.