– Вот и славно! – проговорил Добрыня с радостным блеском в глазах. – Без старика Свенельда Ярополк мне не страшен. Ни Блуд, ни Рагнфред с покойным Свенельдом сравниться не могут. Свенельд был алчен и мстителен, но воевать умел, а эти двое воители никудышные.

– Вот и я думаю, что не выстоит Ярополк против Владимира, – произнес Путислав, глядя в глаза Добрыне. – Не хочу я сражаться за Ярополка, который вечно под чужую дуду пляшет. Сначала Свенельд вертел Ярополком, как хотел, теперь Блуд и Рагнфред каждый в свою сторону его тянут.

– Мысли твои верные, друже, – сказал Добрыня и ободряюще похлопал Путислава по плечу. – Не будет толку от Ярополка на столе киевском. Никчемный он князь и правитель. Коль ты и твои воины перейдут на сторону Владимира, это будет верный шаг. Владимир это оценит, уверяю тебя.

– К сожалению, брат, не могу я открыто перейти на твою сторону, – печально вздохнул Путислав. – В стане Ярополка находятся мой сын и брат. Их головы мигом слетят с плеч, едва станет известно, что я ушел к Владимиру. Я могу лишь пообещать тебе, что ратники мои не обнажат мечи на воинов Владимира, когда дело дойдет до сражения. Черниговцы тоже готовы уйти с поля битвы, не сражаясь против Владимира.

– Что ж, достаточно и этого, друг мой, – промолвил Добрыня, подливая вина в чаши себе и Путиславу. – Завтра же уводи своих ратников к реке Друч. Скажешь Ярополку, мол, полки Владимира валом валят, что у вас с Явором не было сил задержать их.

– Не беспокойся, брат, – сказал Путислав, – наговорю я такого Ярополку про полчища Владимира, что он забудет про еду и сон.

Около полуночи Путислав и его оруженосец покинули стан Добрыни.

На другой день черниговцы и вышгородцы снялись с лагеря и ушли на запад, к реке Друч.

Еще через день к Голотическу подошли полки новгородцев и их союзников.

Собрав воевод на совет, Добрыня заподозрил что-то неладное, оглядев их хмурые лица.

– Что стряслось, други мои, чего вдруг головы повесили? – промолвил Добрыня. – Выкладывайте все как есть. О чем ваша печаль-кручина?

Первым заговорил ростовский князь Хольмфаст. Он поведал Добрыне, что вчера и сегодня волхвы приносили жертвы богам, прося у них удачи в грядущей битве с войском Ярополка.

– Все наши жертвы оказались неугодны богам, – уныло вымолвил Хольмфаст. – Боги предвещают победу не нам, а Ярополку.

– Чего вы раскисли, воеводы? – повысил голос Добрыня. – Гнева богов испугались, что ли? Так, может, тогда все скопом Ярополку в ноги поклонимся, а?

Воеводы подавленно молчали, никто из них не смел поднять глаза на Добрыню. И только Стюрбьерн Старки восседал на стуле с горделивым лицом, всем своим видом говоря, что он готов сражаться с ратью Ярополка невзирая на дурные предзнаменования.

– Как идти на сечу с киевской ратью, коль боги на стороне Ярополка, – пробубнил Хольмфаст, теребя край своего красного плаща. – Поляжем все, как один.

Добрыня вышел на середину шатра и заговорил, обращаясь к Хольмфасту и ко всем прочим воеводам сразу. Он говорил, что боги, как и люди, могут ошибаться в своих предсказаниях, что есть божественные знаки, говорящие в пользу Ярополка, но есть и тайные причины, о которых не ведают даже боги. И эти тайные причины в конце концов приведут Ярополка к поражению.

– Покуда все вы приносили жертвы богам, добиваясь их милости, я в это время вел переговоры кое с кем из воевод Ярополка, убедив их стать нашими тайными союзниками, – молвил Добрыня, подкрепляя свои слова решительными жестами рук. – Ярополк, быть может, тоже уже извещен своими жрецами о том, что боги на его стороне. Быть может, Ярополк в душе уже мнит себя победителем, радуясь милости богов. Однако Ярополку невдомек, что ныне его судьбу решает отнюдь не милость богов, а немилость людей. Не все подвластные Киеву племена прислали своих воинов к Ярополку, многие из племен открыто выразили ему свое неповиновение.

Добрыня тут же перечислил эти славянские племена, живущие к западу и северо-востоку от Киева.

Среди новгородских и кривичских воевод прокатились оживление и радостный говорок, они повеселели прямо на глазах. И впрямь, если войско у Ярополка невелико, а среди его полководцев зреет измена, то немилость богов им, пожалуй, не страшна.

Наслаждаясь произведенным благоприятным эффектом, Добрыня в конце своей пламенной речи объявил своим соратникам о смерти Свенельда. Это известие окрылило надеждой на победу даже самых малодушных из военачальников, сразу зазвучали громкие голоса, что нечего тратить время на разговоры, нужно выдвигаться к реке Друч и прихлопнуть мальчишку Ярополка, как комара.

Глава восьмая
Битва на реке Друч

Последний раз, когда Добрыня виделся с Ярополком, тому едва исполнилось тринадцать лет. Это было в ту пору, когда грозный Святослав Игоревич собирался во второй поход на Балканы и раздавал столы княжеские своим сыновьям. Ярополку, как старшему из сынов Святослава, достался Киев. Младшему Олегу досталась в удел Древлянская земля. Владимир, рожденный Святославу наложницей, отправился в Новгород. Вместе с Владимиром поехал к озеру Ильмень и Добрыня, как его пестун и родственник.

Теперь уже не было в живых воинственного Святослава Игоревича. Ушли в царство мертвых многие старшие дружинники Святослава, в том числе самый прославленный из них – варяг Свенельд. Не было в живых и Олега, нашедшего свою гибель в распре со старшим братом.

Ныне Ярополку было восемнадцать лет. Он возмужал и превратился в писаного красавца, уродившись в мать, княгиню Предславу.

«Надеюсь, эта наша встреча будет последней, княже Ярополк», – подумал Добрыня, соскочив с коня и направляясь к большой группе киевлян, прибывших на переговоры.

За Добрыней гурьбой следовали варяжские ярлы во главе со Стюрбьерном Старки. Добрыня намеренно взял с собой на переговоры одних только варягов, дабы показать киевлянам, что костяк его воинства составляют неустрашимые дружины викингов.

Добрыня еще издали узнал среди киевских бояр князя Ярополка, сидящего на белом коне. Добрыня был удивлен тем, что Ярополк пожелал вступить в переговоры с Владимиром и его воеводами. На встречу с Ярополком и его приближенными Добрыня отправился сам, поскольку Владимир, по его настоянию, остался в Голотическе с небольшой дружиной и частью обоза.

Сходя с коня, Ярополк небрежно оперся на протянутые к нему угодливые руки своих бояр. На нем была красная парчовая шапка с собольей опушкой, багряное добротное платно с длинными рукавами, с узорами из золотых ниток на груди, на ногах были красные сафьяновые сапоги с чуть загнутыми носками и без каблуков, по тогдашней моде. Пояс на Ярополке был из тонких золотых пластин, скрепленных одна с другой. Тонкие холеные пальцы Ярополка были унизаны золотыми перстнями, на шее у него сверкало на солнце ожерелье из драгоценных каменьев.

Свита Ярополка была разодета столь же пышно; киевские бояре нацепили на себя меха и золото, кичась своим богатством и знатностью. Подле Ярополка, но чуть позади него, неотступно, словно тени, следовали два главных советника: воевода Блуд и Рагнфред, внук Свенельда. Эти двое оттесняли всю прочую свиту Ярополка на задний план. Воеводе Блуду было около сорока лет, это был статный красивый мужчина со светлыми вьющимися волосами, большими синими глазами и густой бородой. Рагнфред был всего на год постарше Ярополка. Он был высок, но нескладен, с непомерно длинными руками и неуклюжими ногами. Кривой, сломанный в драке, нос совсем не красил Рагнфреда, как и длинный шрам над левой бровью. Тонкие льняные волосы Рагнфреда не могли скрыть неровности его черепа, а жидкие усы висели по краям его рта, напоминая мочало. Рагнфред – единственный в свите Ярополка пришел на эти переговоры облаченный в кольчугу, с железными наручами на локтях, с бронзовыми пластинами на бедрах. За голенищем сапога Рагнфреда Добрыня заметил рукоять ножа, хотя по обычаю приходить на переговоры с любым оружием строго воспрещалось. Впрочем, Добрыня понимал, что для наглеца Рагнфреда закон не писан.