Палач, нимало не сомневаясь в дальнейшем развитии событий, подбросил в огонь сухих дров и приготовился зажечь факел.
Василий мысленно просил Бога принять его грешную душу.
Однако случилось непредвиденное.
Вместо возгласа «Палач, делай свое дело!» глашатай стал громко провозглашать совсем другое. Из желания угодить высокому гостю василевс поступит с приговоренным к смерти так, как это принято на родине германского короля. А именно…
– Если найдется женщина, согласная стать женой этого осужденного на смерть, то василевс подарит ему жизнь! – объявил глашатай.
По площади прокатилось волнение, среди простонародья многие были недовольны таким решением василевса. Толпа ждала зрелища и хотела получить его, поэтому ремесленники и подмастерья грубо отталкивали женщин подальше от передних рядов, сопровождая это сердитыми репликами: «Чего ты уставилась на него, глупая, здесь казнь, а не смотрины!.. И ты, голубушка, проваливай отсюда, нам здесь жалостливые не нужны!..»
Василий не верил своим ушам. Неужели Бог услышал его молитвы!
Глашатай еще раз объявил волю василевса.
Там, где стояли русичи, в толпе вспыхнула перебранка. В другом месте из плотных рядов кто-то со смехом вытолкнул какую-то гулящую девку, коих в этом городе было множество. Блудница сразу же забилась обратно в толпу.
Василий вспомнил про Анфиску. Где она? Почему не пришла сюда вместе с его побратимами? Присутствие здесь Анфиски могло бы спасти Василию жизнь, а то ведь гречанкам неведомо чувство жалости! Кроме, пожалуй, Евпраксии, которая уже замужем и помочь Василию не в силах.
Василий видел, что и король Конрад с нескрываемым беспокойством озирает это скопище людей в надежде увидеть ту, которая из сострадания отважится на смелый поступок.
В галерее портика, где стояла знать, произошло какое-то движение, прозвучали резкие женские возгласы. Василий с изумлением увидел, что дочь Феофилакта вырвалась из цепких рук матери и выбежала на площадь.
Глашатай направил к ней своего коня.
– Ты готова стать женой этого осужденного на смерть? – раздался зычный голос глашатая.
– Да, – прозвучал в ответ звонкий девичий голос.
– Назови свое имя, девушка, – сказал глашатай.
– Доминика, дочь Феофилакта.
Непередаваемое изумление, смешанное с растерянностью, появилось на лице не только почтенного логофета и его друзей, но и на лице василевса. Конрад же несколько раз хлопнул в ладоши, выражая тем самым свое восхищение юной гречанкой.
По толпе прокатился недовольный гул.
Несколько немецких воинов с черными крестами на белых плащах, расталкивая греческую стражу, прорвались к бревенчатой пирамиде и освободили Василия от цепей. Его укрыли белым плащом и увели к свите короля.
Конрад спешился и, преклонив колено, поцеловал нежную ручку Доминики.
При виде этого немецкие рыцари разразились приветственными криками, которые были подхвачены побратимами Василия, затерянными в толпе.
Свадьбу Василия и Доминики, по настоянию Конрада, справили на следующий день в покоях Большого Дворца. Посаженым отцом был сам Конрад, который щедро одарил новобрачных. Присутствовала на свадебном пиршестве и вся русская дружина, кроме Анфиски. Чернавка не могла себе простить, что не пошла в тот злосчастный день на площадь, предпочитая лить слезы в горьком одиночестве.
Из родни невесты присутствовал на застолье только Феофилакт. Ни мать, ни брат, ни тетки Доминики демонстративно не пришли на эту свадьбу. Не пожелал здесь появиться и василевс, хотя Конрад пригласил его в первую очередь.
Такого пьяного буйства ни Василию, ни Доминике еще не приходилось видеть. Немецкие графы и бароны с поразительной быстротой осушили несколько бочек с греческим вином, выставленных отцом невесты. После чего долго гремели воинственные немецкие песни, отражаясь эхом в высоких дворцовых сводах.
Василий был до такой степени ошарашен постигшими его неожиданными переменами, в особенности сбывающимися пророчествами волховицы, что и на брачном ложе он не посмел прикоснуться к той, что спасла его от ужасной смерти на костре.
– Ты хотя бы проверь, девственница ли я? – улыбнулась Доминика, видя смущение своего супруга и призывно откинув с себя одеяло.
Василий осторожно принялся гладить нагое девичье тело, шепча тихие слова благодарности за его спасение, потом прижался лицом к нежному животу Доминики и замер, будто оцепенел.
Не прошло и минуты, как Доминика почувствовала на своей коже горячие мужские слезы – такие обильные, что это растрогало ее до глубины души. Она стала ласково утешать Василия, поглаживая его растрепанные кудри и согнутую спину.
– Ты много перенес вчера, любимый, – шептала Доминика. – Ложись рядом со мной и постарайся заснуть, а я буду оберегать твой сон.
Василий покорился, как ребенок.
Все пережитое отняло у него так много душевных сил, что, едва смежив веки, он словно провалился в темную яму.
* * *
Конрад, проникнувшись к спасенному Василию Буслаеву искренней симпатией, выделил новгородцу и его юной жене место в своих покоях. Рядом были размещены и дружинники Василия, денно и нощно оберегавшие своего вожака.
Во время одной из бесед с Василием Конрад полушутливо заметил:
– У нас в Германии спасенный от смерти становится вассалом своего спасителя. Так что, витязь Василий, отныне ты – мой вассал.
– У нас на Руси не принято забывать благодеяния, поэтому я готов с охотой служить тебе, добрый король, – сказал на это новгородец.
Нельзя сказать, что король Конрад достаточно хорошо разбирался в людях, но в византийцах он все же разбирался неплохо. Может, тому содействовало его родство с василевсом, а может, вынесенное с детских лет предвзятое отношение к ромеям, от которых в те далекие времена никто не ожидал ничего кроме подлости и коварства. Возможно, Конраду не понравились взгляды, какие бросали украдкой на Василия родственники его жены. Король настоятельно советовал Василию поберечься.
Потаня тоже велел Василию держать ухо востро.
Василий всюду ходил в сопровождении нескольких дружинников.
Но отправляясь однажды к Евпраксии, Василий не взял с собой никого. Дело было вечером. Уходя, Василий сказал побратимам, что идет навестить таксиарха Дионисия и скорее всего останется у него ночевать.
Побратимы поворчали, но отпустили Василия одного.
Лишь Потаня подозрительно посмотрел на Василия с многозначительной усмешкой на устах.
Василий надел греческие одежды, чтобы не выделяться на городских улицах, где допоздна шныряют соглядатаи василевса.
На этот раз путь к дому Евпраксии показался Василию очень долгим. Толкнув створку знакомых ворот и сунув монетку привратнику, Василий миновал широкий двор, поднялся по ступеням к заветной двери с кольцом вместо ручки. На стук вышла служанка. Она ахнула при виде Василия, затем схватила его за руку и торопливо повела за собой.