По берегам тянулись безлюдные места. Это плавание было совсем непохоже на то, которое Дмитрий совершил в детстве с митрополитом по Волге. Там вокруг деревни и города, часто встречались рыбаки, купеческие ладьи. Здесь за целый день никого не увидишь, кроме лесных хозяев – медведей, волков, сохатых… А потом и вовсе потянулись степи, ровные, как большой стол, с травой выше конского брюха, с небольшими кустами вдоль речной кромки.
– Отчего люди-то не живут, места же хорошие?
– Жили, – вздохнул проводник, – да степняки всех либо истребили, либо в полон увели, либо бежать куда глаза глядят заставили…
Это было тяжело сознавать – что попрятались русские в леса подальше оттого, что Степь покоя не дает. Что многие тысячи русских жизней оборвали ордынские мечи, стольких продали на невольничьих рынках! Стольких даже нерожденных загубили! А он, Дмитрий, едет к хозяину степи с подарками, будет улыбаться тому, чьей волей еще не одна тысяча русских поляжет!
Но пока Мамай сильнее, и чтобы он не отправил на Русь новых татей резать, жечь, угонять в полон, московский князь станет заглядывать ему в глаза, одаривать и просить. Кулаки Дмитрия сжимались: ничего, придет и наше время! Сбросим ярмо ордынское со своей шеи! Только для этого надо сначала Русь под себя взять, Орда потому и била, что все князья врозь. Один прутик сломать легче легкого, а сложи их вместе – не перегнешь даже.
В одном беда – не желают князья под Москву вставать, так и хотят быть отдельными прутиками и друг с дружкой воюют, ослабляя себя же. Чего бы Твери не смириться, признать Москву старшей и вместе давать всем отпор? Но нет, князь Михаил желает сам быть над Москвой. Дмитрий вдруг задумался: а он хотел бы пойти под Тверь? И понял, что нет. Но не потому, что горд излишне, а потому, что следом за Михаилом Тверским сверху сядет Ольгерд, и тогда Москва потеряет себя, как потерял Киев. Станет просто удельным княжеством под князем Литовским.
Нет уж! Не пойдет Русь под Литву, не бывать этому! Лучше Москва сама согнет под себя Тверь и встанет над остальными! Но князья и впрямь как прутики, без перевязки распадаются в стороны. Значит, надо взять крепкой рукой и против их воли. Не хотят добром, заставлю! – решил Дмитрий.
Но сначала надо замириться с Мамаем, не время его гнев на Москву навлекать.
Молодой князь неожиданно даже для себя вдруг оказался весьма разумным и хватким. Он не только сумел у всемогущего темника ярлыка для себя добыть, но и завязал с ним своеобразную дружбу. Всех одарил, всем понравился, со всеми подружился… Кто посмотрел со стороны, подивился бы ловкости и велеречивости обычно горячего, прямого и несдержанного Дмитрия. Проявилась дедова жилка, сумел, когда надо, взять себя в руки, переступить через не могу, скрыть истинные чувства. Да так, что обманулся опытный, хитрый Мамай!
– На охоту со мной пойдешь! – глаза темника смотрели насмешливо.
Дмитрий склонил голову с явно довольным видом:
– Всегда хотел посмотреть, как ты охотишься, хан.
Он словно невзначай то и дело называл Мамая ханом, прекрасно помня, что темник таковым не был. И все понимали, что помнит, даже сам Мамай. Но у Дмитрия получалось как-то так легко и незаметно, что эта лесть уши не резала и была весьма приятной. Он вообще вел себя так, словно приехал к старшему родственнику учиться жизни.
Это ему подсказал Андрей Федорович.
– Знаешь, Дмитрий, коли не приглядываться к ним особо, то вполне ничего, терпеть можно. И поучиться у них есть чему, не зря под собой такие земли держат. И воины тоже сильные.
Князь прищурил глаза:
– Поучиться, говоришь? Значит, поучимся. А что пахнут дурно или едят дрянь всякую, так у каждого народа свои обычаи, я слышал, есть такие, что совсем сырое мясо едят. И пока мы у них просим, мы и зависим. Ничего, придет время, когда ни просить, ни слушать не станем!
В другой раз он задумчиво проговорил:
– Полезно присмотреться, что может сам Мамай и чего стоит. Врага надо знать лучше своего друга.
Князь взрослел на глазах, но в Орде вовсю старался показать себя мальчишкой, с восхищением внимающим опытному воину. Мамаю это очень нравилось. Темник много рассказывал, а Дмитрий расспрашивал и действительно с вниманием слушал, старался запоминать, учился, учился, учился… Сам того не подозревая, Мамай готовил своего соперника к будущей битве.
На охоту? Замечательно! Где еще в действии посмотреть знаменитую облаву ордынцев? Дмитрий стоял рядом с темником, держа лук наготове в ожидании, когда звери выскочат навстречу. Если промахнешься – опозоришься, но молодому князю удалось забыть о том, как посмотрят на него другие, он с удовольствием отдался самой охоте. Андрей Федорович, которого тоже взяли с собой, издали наблюдал, но не за Дмитрием, а за Мамаем. А тот наблюдал за князем. Ему даже понравился этот молодой (едва борода расти начала), по-юношески румяный и возбужденный русский богатырь.
Очень понравился князь Дмитрий и хатуням. С ними превращался в пылкого братца. Ростовский князь очень боялся, как бы женское внимание к красивому князю не сыграло с ним злую шутку. Но однажды услышал, как тот с юношеским пылом говорит Мамаю о том, что самые красивые женщины у него! И едва не попался в ханскую ловушку. Мамай усмехнулся:
– Возьмешь одну?
Тут Дмитрий показал, что не так уж он прост, развел руками:
– Моя вера не разрешает мне иметь столько жен, сколько у тебя, хан. А супруга у меня есть! И тоже красивая! И детки хороши, двое пока, скоро еще один будет.
Князь принялся с горящими глазами доверительно рассказывать Мамаю о своей семье, но рассказывал так, точно поведывал деду о внуках. Хвалился и ждал одобрения одновременно. Говорил о том, что первенец Данилка уже топает вовсю, а дочушка Софья синеглазая, как мать, и еще сына ждут, по всему видно, что сын будет… И Мамай растаял, смеясь, принялся говорить о своих детях.
На охоте у Дмитрия хватило ума не послать стрелу первым, уступить эту честь Мамаю. Зато после своей, точно попавшей в бок крупному оленю, заскакал молодым козликом, призывая Мамая в свидетели:
– Попал! Издали попал!
И снова темник смотрел на него как на глупого мальчишку, неоперившегося птенца. Для себя Мамай решил, что поможет этому юнцу с едва устоявшимся голосом стать великим князем. Он глуп и восторжен, как все мальчишки, пусть пока поправит на Руси. А тому хитрому, но безденежному князю Твери объяснит, мол, я тебе и ярлык давал, и войско предлагал, но ты решил сам все сделать, вот и правь сам… чем сможешь.
Мамай с удовольствием думал о том, как приучит этого щенка есть с руки и лаять на других по его команде. Конечно, темник прекрасно понимал, что за Дмитрием стоит сила, иначе его давно уже заменили бы другим, и это тоже хорошо, слабая Москва ему не нужна, она не сможет собирать и возить большую дань, делать щедрые подарки. Пусть два князя – взрослый и юный – дерутся меж собой, пока они не вместе, Мамаю нечего бояться сильной Руси, а с Литвой он как-нибудь разберется! Сумел же этот щенок справиться с литовским князем Ольгердом, значит, и он, сильный темник, тоже сумеет. Вот тогда ляжет вся Русь под него, тогда можно будет и генуэзцам, что в Кафе хозяйничают, свою волю диктовать, а не их слушать.