– Кого же Святослав оставил в Киеве на столе княжеском? – спросил Калокир. – Своего брата Улеба?
– Нет, не Улеба, а кого-то из своих сыновей, кажется, Ярополка, – ответил Никифор.
– Ярополк мальчишка несмышленый, ему ли доверять Киев! – вырвалось у Калокира. – Почему Святослав не оставил в Киеве Улеба? Жив ли Улеб?
– Не знаю. – Никифор продолжал сверлить Калокира хмурым взглядом. – Если Святославу каким-то образом стало известно, что прошлогодний набег печенегов на Киев оплачен нашим золотом, то вполне вероятно, Святослав вернулся на Дунай для войны не с болгарами, а с нами.
Повисла долгая пауза. Василевс ждал, что скажет на это Калокир, а тот молчал, явно ошеломленный свалившимися на него известиями.
Наконец Никифор сказал:
– Друг мой, это дело я могу поручить только тебе. Надо убедить Святослава вернуться на Русь, надо умаслить его языческую душу любыми обещаниями, любыми подарками! Ты знаешь Святослава, ведь тебе доводилось беседовать с ним. В свое время ты уговорил Святослава привести войско на Дунай, ныне тебе нужно убедить князя в обратном.
– Какие уговоры? – слегка поморщился Калокир. – Я просто подкупил Святослава золотом, вот и все.
– Что ж, это упрощает дело, Калокир, – ободряюще промолвил Никифор. – Отвези Святославу золото: двадцать, тридцать кентинариев… Сколько он попросит. Главное, чтобы этот варвар больше не появлялся на Дунае!
Последнюю фразу Никифор выкрикнул с гневным раздражением.
Калокир бросил на василевса удивленный взгляд.
С той поры как Никифор обрел царскую власть, его все чаще посещают вспышки неуправляемой злобы. Лицо Никифора, осунувшееся после постов и ночных бдений, носило отпечаток какого-то жестокого и трагического стоицизма. Глядя на него, нельзя было не почувствовать: вот, воплощение несгибаемой воли, способной вынести непосильное!
В конце беседы Никифор показал Калокиру еще одну записку, переданную ему какой-то незнакомой женщиной во время молебна в храме Святой Софии. В записке было предупреждение о готовящемся заговоре против василевса. И вновь не было ни подписи, ни каких-либо имен. Никифор сказал, что та незнакомка была явно из знатного сословия. Ее лицо под темным покрывалом Никифор не разглядел, зато он обратил внимание на пальцы незнакомки: белые, ухоженные, с перламутровыми ноготками.
– Это синклитики тяготятся моей властью, лишившей их привилегий! – злобно проговорил Никифор. – Я это чувствую! Нити заговора наверняка тянутся в синклит.
– Синклитиков триста человек, все они не могут быть заговорщиками, – сказал Калокир. – Я думаю, государь, твои тайные недруги могут быть не только в синклите, но и гораздо ближе.
– Где же? – Василевс вскинул на Калокира свои черные очи.
– Здесь, во дворце, – ответил Калокир.
Никифор задумчиво пошевелил черными густыми бровями.
Неожиданно за дверью раздались торопливые приближающиеся шаги и тяжелое дыхание запыхавшегося человека. Высокие створы дверей распахнулись. На пороге возник толстый евнух.
– О превосходительный! Не гневайся на меня, что я прерываю твою важную беседу… – с поклоном замямлил скопец тоненьким голоском.
– Что случилось? – рявкнул василевс, вставая.
– Толпа закидала камнями твоих телохранителей, которые тащили в дворцовую темницу двух злодеев, писавших непотребное о тебе на стенах домов, – торопливо сообщил евнух. – Толпа отбила этих злодеев и подвалила к дворцовым воротам. Чернь грозится поджечь дворец!
– Где куропалат? – загремел Никифор, надвигаясь на евнуха. – Где дворецкий? Ступай, найди их!
Евнух испуганно попятился, закрыв за собой двери.
* * *
С этого дома на Псамафийской улице для Харальда и Тюры началось знакомство с Константинополем. В этом доме из желтого камня с двумя колоннами при входе жил патрикий Калокир.
Брат и сестра прожили больше полугода под кровлей просторного Калокирова жилища, пока не освоились в столице ромеев, поражающей всякого своим многолюдством, пока не выучили в достаточной мере греческий язык. Затем Харальд, благодаря стараниям Калокира, поступил на службу в отряд эскувитов, дворцовой стражи, а Тюра переселилась в богатый дом синклитика Серапиона для обучения греческой грамоте и прочим премудростям вместе с его дочерьми.
Прожив в доме Серапиона два года, Тюра вновь перебралась к Калокиру. Теперь Тюра выглядела не как застенчивая славянская девушка, но как дочь имовитого грека. Тюра прекрасно говорила по-гречески, одевалась, как гречанка, умела читать и писать, играла на арфе, изумительно исполняла греческие песни. Друзья Калокира полагали, что Тюра его дочь, прижитая им еще в Херсоне со славянской наложницей. Калокир только посмеивался в душе, даже не пытаясь разубеждать своих знакомых. Он заботился о Тюре действительно как о своей дочери.
Харальд навещал сестру всякий раз, когда его отпускали со службы в город. Теперь-то Харальд знал Константинополь как свои пять пальцев. По сравнению с огромной великолепной столицей ромеев далекий Киев казался Харальду маленькой и тихой деревней. И все же Харальда тянуло обратно на Русь. Он часто просыпался по ночам с тоской в сердце. Тосковала по Киеву и Тюра.
Обычно при встречах с сестрой новости рассказывал Харальд, который узнавал много интересного от дворцовых слуг.
Однако в этот день Тюра встретила брата с таинственным блеском в глазах, по которым было видно, как ей не терпится поделиться с Харальдом чем-то очень важным. Тюра схватила Харальда за руку и потащила его в свою спаленку на втором этаже дома, подальше от любопытных служанок. Харальд был заинтригован.
Тюра плотно прикрыла дверь спальни. Затем она усадила брата на свою кровать и негромко заговорила, глядя ему прямо в глаза.
– Ты знаешь, что Калокир недавно ввел меня в семью легатария Маркиана ради знакомства с его младшим сыном Андроклом, – начала Тюра с волнением в голосе. – Так вот, позавчера я опять была в гостях у легатария Маркиана. Я приглянулась его супруге, и она теперь часто приглашает меня в гости. Там были еще двоюродные сестры Андрокла, обе намного младше меня. Андрокл, впрочем, тоже еще мальчишка совсем. Мы затеяли игру в прятки. Я спряталась в нише стены за портьерой, а там оказалась потайная дверь в соседнюю комнату. В той комнате находились какие-то люди, явно давние знакомые легатария Маркиана. Легатарий тоже был там. – Тюра задыхалась от волнения, ее большие голубые очи были полны испуга. – Эти люди говорили о том, что василевса Никифора нужно убить и как можно скорее! Недавно в столицу из Азии приехал магистр Иоанн Цимисхий. Заговорщики хотят его сделать василевсом. Легатарий Маркиан сказал, что некто Гервасий уже ведет тайные переговоры с Цимисхием. Все это я услышала через щель в потайной двери.
– Лица заговорщиков ты разглядела? – спросил Харальд.
– Нет, – ответила Тюра. – С другой стороны двери тоже висела занавеска.