Киевская рать насчитывала двадцать тысяч пешцев и две тысячи конников. Костяк этого войска составляли киевляне, варяги и северяне, живущие по Десне. Расселившихся в Подесенье славян северянами прозвали их соседи поляне, поскольку те пришли в эти привольные края из дремучих северных лесов. Главными городами северян были Чернигов и Новгород-Северский.
Если до Чернигова и Новгорода-Северского от Киева были проложены дороги, по которым пусть местами с трудом, но могли проехать повозки, то в лесах вятичей вместо дорог были только тропы. Войску Владимира пришлось прорубать просеки и выкорчевывать пни, прокладывая первую широкую дорогу от реки Десны в глубь владений вятичей. Сами вятичи в летнюю пору чаще передвигались в небольших лодьях по рекам и речушкам, которых было довольно много в их лесистом краю.
Из-за бездорожья войско Владимира двигалось очень медленно. Конница и пешая рать не могли уйти далеко вперед, бросив обоз с провизией и шатрами. В войске Святослава Игоревича обозов не было, так как сей князь был неприхотлив, спал на земле, подложив под голову седло, не имел в походе ни шатров, ни котлов, питался кониной, испеченной на костре. Владимир же, в отличие от своего воинственного отца, не мог обойтись на войне без шатра и мягкого ложа. Питаться полусырым мясом Владимир тоже не мог. В его свите имелись повара, лекари, брадобреи, конюхи, оруженосцы и много других слуг. Узнав от Калокира, что ромейские василевсы даже в походы берут с собой шутов, массажистов, музыкантов и танцовщиц, а их походная пища ничуть не отличается от яств, подаваемых во дворце, Владимир решил впредь следовать примеру византийских властителей. Ведь его держава ничуть не меньше Византийской империи.
В течение целого месяца Владимир не увидел ни одного вятича, хотя его войско не раз останавливалось на ночлег возле деревень этого племени, затерянных в густых лесах. Возле этих лесных сел, обнесенных частоколом, лежали отвоеванные у леса поля и огороды, возвышались копны сена, пахнущие медвяным запахом высохших луговых цветов. Иногда в домах вятичей, напоминавших полуземлянки с двускатной кровлей, воины Владимира обнаруживали еще горячие уголья в печах, глиняные горшки с недавно сваренной кашей, недостиранную одежду в длинных деревянных корытах, заполненных коровьей мочой. Более отсталые в материальном быту вятичи еще не знали мыла, которое привозили в Киев и Новгород арабские и греческие купцы, поэтому они при стирке одежды использовали по старинке коровью мочу.
В пустых селениях вятичей все говорило о том, что местные жители в спешке ушли отсюда, забрав семьи, скот и лошадей. Где-то вятичи, уходя в лесные дебри, успевали прихватить с собой и запасы зерна, и наиболее ценные меха.
— Что сие означает? — вопрошал Владимир у Добрыни. — Вятичи повсеместно бегут от моего воинства, прячутся в чаще лесной. Вятичи не хотят покориться мне, но они и не сражаются со мной. Долго ли будет продолжаться эта игра в прятки?
— Вятичи смогут вступить в сечу с нашим войском, ежели соберут в кулак все свои силы, — сказал Добрыня. — Дабы одолеть нашу рать, князьям вятичей сначала нужно забыть свои междоусобицы и объединиться в союз. Вятичи бегут от тебя, племяш, но, чует мое сердце, к хорошему это не приведет. Где-то в этих дебрях копится войско вятичей, которое обрушится на нас в самый неподходящий момент.
— Надо разыскать святилища и города вятичей, ведь местные князья наверняка станут защищать их, — промолвил Владимир, в раздумье поглаживая свой подбородок. — Токмо так можно вызвать вятичей на битву.
— Конечно, у вятичей есть капища, но они затеряны в лесах, — со вздохом обронил Добрыня, — мы можем искать эти святилища все лето и не найти. Городов у вятичей нет, есть токмо городища, обнесенные земляными валами. Эти городища тоже раскиданы по лесам и болотам, где их искать, бог ведает. Проводников у нас нет, а наше войско рыскает наугад по бесконечным лесным тропам от одной брошенной деревни до другой.
— А как же Рязань и Муром? — заметил Владимир. — Эти города стоят на Оке, на земле вятичей.
— Вятичи, во владениях которых мы ныне прокладываем дороги, неподвластны князьям, владеющим Муромом и Рязанью, — проговорил Добрыня. — Муром и Рязань покорить нетрудно, племяш, нужно просто добраться до них. Гораздо труднее принудить к покорности диких вятичей, не строящих городов. Их владения очень обширны, и лежат они на пути из Чернигова к Волге.
Понимая, что лето проходит впустую и поход на вятичей может завершиться бесславным блужданием киевской рати по лесам, Владимир приказывает воеводам спешно двигаться к Рязани и Мурому.
«Наложим дань сначала на муромо-рязанских князей, благо их города стоят на окском речном пути и добраться до них нетрудно, — сказал Владимир своим воеводам. — А уж потом и диких вятичей приручим с помощью муромчан и рязанцев. Им-то эти края ведомы».
Такое решение Владимира показалось воеводам весьма разумным, одобрил замысел племянника и Добрыня.
Дабы не идти вдоль петляющей Оки и сократить путь до Рязани, воеводы решили вести войско напрямик лесостепью мимо верховьев Дона. Для этого киевской рати предстояло переправиться на правобережье Оки. Едва полки Владимира отыскали броды на Оке и начали переправу, как случилось то, о чем Добрыня предостерегал своего племянника. Из леса вдруг выскочили тысячи вятичей, оглашая воздух боевым кличем, и с разных сторон набросились на воинство Владимира, сгрудившееся на топком речном берегу.
Оказалось, что лесные местные князьки не только собрали воедино свои отряды, они незаметно подкрались к беспечным ратникам киевского князя, словно стая волков к оленьему стаду.
* * *
Это была беспорядочная, суматошная, свирепая битва — две рати сошлись посреди леса, объятые стремлением убивать; конные и пешие ратники сбивались в звенящие железом клинков и топоров скопища, которые, подобно клубкам, широко раскатились по лесным полянам и топким низинам, сминая кусты и врезаясь в буреломы.
Вятичи выскочили из-за деревьев, облаченные в медвежьи и волчьи шкуры. Головы у многих лесных воинов были покрыты шапками в виде оскаленной медвежьей или волчьей морды. При этом вятичи рычали и ревели как настоящие медведи. Дружина Владимира мгновенно пришла в расстройство, поскольку лошади дыбились, испуганно ржали и сбрасывали седоков с седел, порываясь умчаться прочь. Гридням Владимира и его старшим дружинникам приходилось спешиваться, чтобы создать хоть какое-то подобие боевого строя и остановить натиск вятичей.
Владимир, как и многие его дружинники, тоже вылетел из седла, а его конь ускакал от него галопом, напуганный воем и рыком наседающих вятичей. При падении с коня Владимир расшиб колено и больно ударился о торчавшие из земли толстые корни столетнего дуба. Он потерял из виду Добрыню и всех своих воевод, которые вдруг все разом затерялись в сумятице битвы. Вскочив на ноги, Владимир в растерянности прижался спиной к мощному стволу дуба, забыв про меч и кинжал, висевшие у него на поясе. Вокруг него среди деревьев шла безжалостная резня: хрипели умирающие воины, стонали раненые, лязгали, сталкиваясь, мечи, с треском ломались копья… Вятичи были повсюду, от их боевого клича у Владимира звенело в ушах. Владимир видел, как его дружинники падают наземь один за другим, сраженные меткими стрелами вятичей, как гибнет цвет его воинства под ударами их топоров и рогатин.