– Вон там, где телеги, наши торговцы. Туда и едем.
– А не страшно? – поинтересовался Прохор. – Вдруг схватят?
– Не страшно, – Макарий сжал губы. – Не первый раз езжу.
Макарий был шпионом, лазутчиком самозванца. Собирал сведения о перемещениях царских войск, о настроениях, в них царивших, распространял подметные письма и прелестные грамоты – и ничуть этого не стеснялся. Наоборот, считал себя героем. Впрочем, если признавать самозванца истинным государем, то так оно и выходило.
Ивану же чем дальше, тем становилось грустнее, уж больно сильно было похоже на то, что Борис Годунов всем – ну, буквально всем – до чертиков надоел. Аристократам – арестами и ссылками, дворянам и детям боярским – полным разорением, торговцам – войною и высокими пошлинами, крестьянам – заповедными да урочными летами, запрещавшими уходить от хозяев и устанавливавшими срок сыска беглых, а таких было множество. К тому же именно с Борисом многие связывали выпавшие на долю России невзгоды – три неурожая подряд, недород, голод. И все больше и больше людей надеялись на «истинного царя» – самозванца! Впрочем – самозванца ли? Несмотря на, казалось бы, убийственные доказательства, парни начинали в этом сомневаться, уж больно уверенно вел себя Дмитрий. Явиться завоевывать трон со столь малыми силами, практически без поддержки сильных мира сего (король Речи Посполитой Сигизмунд вовсе не торопился хоть как-то помогать «царевичу», иное дело – магнаты) мог только самый забубенный авантюрист… либо человек, полностью уверенный в том, что «подданные» его поддержат. Хотя, конечно, по внешним ухваткам Дмитрий никак не походил на царя: больно уж прост. Любил пошутить, посмеяться, со всеми держался запросто – вообще-то, не самые плохие качества, но – не царские, не царские… Царь должен быть – ухх! Чтобы все боялись. А этот, видать, рассчитывал не на страх. На что-то другое.
Удивительное дело, он отпустил парней с миром, даже не потребовав присягнуть, и Иван понимал – зачем. Во-первых – грамоты. Во-вторых – Гришка Отрепьев. Дмитрий ясно показывал, что не боится ни того, ни другого, что грамоты – подделка, а с Отрепьевым он не имеет ничего общего. Ну и, конечно, было еще третье – заступничество Михайлы Пахомова, коему явно благоволил само… «царевич». Иван который раз хвалил себя за то, что не побоялся тогда исправить явную подлость – отпустил-таки Михайлу в побег. Ну, правда, ведь к Чертольскому упырю – ошкую – он явно не имел никакого отношения. А ведь именно поэтому его и схватили, не потому, что лазутчик – как вот выяснилось. Благодаря целой кипе причин Дмитрий и отпустил их – имея в виду, конечно, в первую очередь собственные цели. И вот теперь парни вместе с торговцем-шпионом Макарием въехали в лагерь царевых войск, прямо-таки пузырившийся недовольством, умело подогреваемым многочисленными лазутчиками Дмитрия. Впрочем, особо-то и не надо было подогревать – весна, весна! А как же землица? Кому приглядеть за мужичками? У кого, правда, они еще были.
Торжище примыкало к самому лагерю, можно сказать – прямо срослось с ним. С самого утра там уже ошивались ратники, большая часть которых была посошными людьми – крестьянами с северных земель, искренне недоумевавших: а чего это их сюда пригнали? Бить самозванца? Так где он? А сидеть тут, под Кромами, когда весна, когда скоро пахота, сев… Господи, да что ж это такое? Что, государь опять голода хочет?
Установив возы, натянули рогожку на случай дождя. Макарий ушел куда-то по своим делам, а парни, усевшись невдалеке, за возом, принялись совещаться. Вообще-то, им бы нужно было в Москву… Но с чем возвращаться? Можно ли было считать задание выполненным? Да-да, именно так стоял вопрос, и никак иначе, ведь парни присягали Борису Годунову и, естественно, не могли нарушить присягу. Даже и мысли подобной не возникало. Зато возникали другие: если действовать строго по присяге, то они должны немедленно явиться к кому-нибудь из воевод – к Милославскому или к Голицыным – и немедленно доложить о том же Макарии. Чего друзья никак не могли сделать, ибо дали слово не причинять мужику вреда. Но ведь тогда они не знали, что он шпион, лазутчик! Теперь-то ситуация изменилась, и…
– Боюсь, это будет выглядеть как предательство, – покривился Митрий. – Да-да, как предательство, ведь мы предадим помогавшего нам человека – Макария.
– Но он лазутчик!
– Но мы дали слово!
– А присяга? Ведь мы же на государевой службе!
Торжище, да и весь лагерь, вдруг заволновались, словно бурное море. Засновали туда-сюда группы возбужденных людей, появились конники в блестящих латах, в затейливых узорчатых шлемах – мисюрках, где-то громко затрубили трубы.
– Что такое? – удивленно привстал Иван. – Неужели наконец началось наступление?
Прохор пожал плечами:
– Пойдем глянем.
А к возам уже бежал Макарий, в распахнутом зипуне, с топорщившейся косой бородой.
– Все! – радостно закричал он. – Умер царь Борис, прибрал Господь!
Опустившись на колени, Макарий размашисто перекрестился.
– Как – умер? – не поверил Иван.
– А так, насовсем. Воевода Петр Федорович Басманов прибыл в войско с подмогой, сейчас будет приводить люд к присяге новому царю – Федору Годунову! Мнози – за Дмитрия. Князья Голицыны – наши!
Вот так да-а! Голицыны – воеводы – поддерживают самозванца!
– Ну дела-а-а! – задумчиво протянул Митрий. – Это что же мы делать-то теперь будем? Нешто новую присягу принимать?
– Побегу. – Макарий вскочил с колен. – Знакомцев обрадую!
Иван проводил его взглядом и обернулся к своим.
– Вот что, – твердым голосом произнес он. – Я так мыслю: кто на Москве сидит – тот и истинный государь, ему и присягнуть.
Переглянувшись, парни согласно кивнули:
– Пойдем… Эвон, уже народишко собирается.
Ратники и впрямь собирались в центре разбитого лагеря, где уже реяли стяги с изображением Георгия Победоносца. Парни вместе с остальными торговцами и вооруженными людьми, ускоряя шаг, отправились туда же.
– Басманов, Басманов! – кричали воины, указывая на воеводу на белом коне.
Ратники споро выстраивались по отрядам. Побежали с докладами сотники. Воевода Басманов поднял затянутую в латную перчатку руку. Все затихли.
– Вои росские! – Военачальник, герой битвы под Новгородом-Северским, где был разбит самозванец, приподнялся в седле. – Горе, горе великое постигло землю нашу – умер государь и защитник Борис Федорович!
Басманов помолчал, слегка наклонив голову. Он был бледен, видать, еще не совсем отошел от ран; все в войске хорошо знали о личной храбрости воеводы: в боях он не щадил себя.
– Новый государь, сын покойного царя Бориса Федор вступил на российский престол, – помолчав, продолжал Басманов. – Москва присягнула государю. Так присягнем и мы, и с новыми силами, воодушевлясь, разгромим самозванца и его приспешников, как сделали это не так давно под Новгородом-Северским!