Иван не стал врать:
– Помолвлен.
– Вот видишь… Здесь почти все женаты. А мы – походные жены.
– Красивый гребешок… благодарствую.
– Теперь уходи… Нет, постой – еще один поцелуй.
Гарпя вновь поцеловала Ивана, но тут же отпрянула:
– Прощай… У меня еще много… много работы.
Юноша улыбнулся:
– Прощай.
Ночь опускалась на лагерь, темная и непроглядная, в затянутом облаками небе сверкали редкие звезды и, словно их отражения, там и сям горели костры.
«Славный гребешок, – еще раз почему-то подумалось Ивану. – И девушка славная».
Поутру приятели уже составили большую часть списка, получалось, что царя Федора поддерживали полки правой руки и большой полк, главнокомандующий князь Катырев-Ростовский, немцы фон Розена и новгородцы со псковичами. Все или почти все остальные: казаки, мелкопоместное, точнее даже будет сказать, мельчайшепоместное дворянство, дети боярские, вновь прибывшие в подкрепление «даточные и посошные люди», полки южных городов, а также служилые люди из Тотьмы, Устюга, Вычегды – больше склонялись к Дмитрию. Вообще же, заговорщиков было гораздо меньше.
Что ж, нужно было выяснить – сколько. Руководствуясь подобными соображениями, парни и покинули свой небольшой шатер. Настроение было прекрасное, – судя по светлому утру, день обещал быть солнечным, славным, до вечера было еще далеко, а задание стряпчего приятели уже почти выполнили. Улыбаясь в душе, Иван, махнув рукою друзьям, неспешно свернул к рязанцам, с удивлением оглядев выстроившиеся в полной боевой готовности ряды. В свете восходящего солнца блестели доспехи и шлемы дворян, угрожающе дымились фитиля «посохи» пищальников, – впрочем, не только «посошники», но многие дворяне и дети боярские, особенно из южных земель, так и не оправились от разорения и голода и вынуждены были сменить коней на дешевые фитильные ружья. И в своем разорении они, естественно, винили Годуновых. Ну, а кого же еще-то?
Иван вздрогнул: где-то совсем рядом неожиданно ударила пушка. Взвились вверх рязанские стяги.
– Да здравствует истинный царь Дмитрий! – зычным голосом выкрикнул кто-то. – Долой Федора! Долой Годуновых!
И тут началось!
Брошенный рязанцами клич тут же подхватили остальные. Кто-то уже валил шатры, поджигал возы и временные амбары, к мосту через реку Крому проскакал большой отряд, где-то уже стреляли, где-то слышались крики.
Иван похолодел – вот он, мятеж! Не успели! Не успели передать Овдееву списки… Но тот ведь сам велел составить их лишь к вечеру… Бежать к нему! Срочно бежать… А потом найти своих.
Иван со всех ног бросился к шатру стряпчего. В лагере уже поднялась суматоха. Началось самое настоящее столпотворение. Кто-то кричал за Дмитрия, кто-то за Годунова, блестели панцири и сабли… Но, странное дело, никакого столкновения в войске не происходило. Кричали, но не сходились друг с другом в неистовой сече, не стреляли – Иван услыхал лишь несколько разрозненных выстрелов, да и те быстро затихли. И это означало одно – еще большую измену! Выходит, обе стороны – верные царю Федору и мятежники – ухитрились как-то договориться между собой.
Подбежав к знакомому шатру, Иван заглянул внутрь – пусто.
– Слава царю Федору! – вдруг произнесли сзади.
– Слава! – Иван обернулся, увидев перед собой двух латников в высоких, с наносниками-стрелками, шлемах. Оба при саблях, с пистолями.
– Стряпчего не видали? – поинтересовался юноша. – Овдеева.
– Предал твой стряпчий, – грустно усмехнулся один из ратников. – Вору предался… Как и наш воевода Басманов.
– Басманов – заговорщик?! – Иван недоверчиво округлил глаза. – Ну и дела пошли, прости Господи!
– Ты, я вижу, из наших, – улыбнулся ратник.
– Так ведь присягал Федору!
– И мы… Что делать будем, братцы? Кажется, наши с мятежниками договорились. Эвон, взгляните-ка на мост!
Нестройные толпы мятежников, что-то радостно вопя, переправлялись на противоположный берег, в Кромы. Блестели кирасы и латы.
– Фон Розен, – присмотревшись, тихо произнес латник. – Видать, и немцев уговорили.
– Сколько же наших осталось? – Иван повернул голову. – Давайте-ка к ним… Мятежники ушли, но ведь осада-то, наверное, не закончится?
– Эй, гляньте-ка!
Второй латник, до этого молчавший, с тревогой показал на реку. Иван, присмотревшись, увидел, как выехавший из ворот крепости конный отряд, пропустив радостно орущих мятежников, наметом бросился к мосту. Блеснули сабли и пики.
– Казаки! – не сговариваясь, ахнули латники. – Так вот, значит, как!
Иван тоже быстро уразумел, что к чему, – воспользовавшись суматохой, осажденные сторонники самозванца решились на рейд.
– Йэх! Йэх! – с криками и молодецким посвистом казаки лавой врезались в нестройную, деморализованную изменой и непонятностью – кому верить? – толпу, в которую быстро превратилось верное царю Федору войско. Толпа эта какое-то мгновение колыхалась, а затем дрогнула и побежала, сметая на своем пути остатки лагерных построек и возов.
– Они сейчас будут здесь, – меланхолически заметил кто-то из ратников. – Бежим! Не то затопчут!
И в самом деле, бегущая паникующая толпа быстро приближалась, она вдруг представилась Ивану неистово летящей с горы селью, гигантским оползнем, сбивающим на своем пути все. Противостоять этому нарастающему движению было невозможно. Оставалось одно – бежать.
Юноша так и сделал, лелея в душе одну надежду – отыскать средь всего этого ужаса своих, Прохора и Митьку. Где-то они сейчас? Прохор отправился в сторожевой полк, а Митрий… Митрий к нижегородцам. А где сейчас эти полки, вернее, их остатки? Ушли через мост в Кромы? Или бегут сейчас, полностью потеряв разум? Да-да, потеряв… Иван хорошо видел, что казаков было не так и много, уж, по крайней мере, куда меньше, чем оставшихся верными правительству войск… впрочем, каких там войск? Толпы бегущих неведомо куда баранов.
Далеко обогнав латников, Иван обогнул холм. В висках стучала одна мысль – что же делать, как отыскать ребят? Как? Они ведь не погибли – мятеж оказался бескровным, стало быть, бегут сейчас где-то в толпе, вернее, с толпою, не в силах остановиться, вырваться… Да и к чему им останавливаться? Чтобы быть зарубленными казаками? К чему… Ивана вдруг пронзила, обожгла одна мысль, мысль о друзьях. А к чему их искать? В этакой толпе не найти все равно… Так пусть они сами найдутся! Пусть увидят…
Недолго думая, Иван свернул и побежал на ближайший холм, поросший кустами и редколесьем, по пути наклонился, подобрав валявшуюся в траве пищаль и берендейку с пулями и порохом-зельем. Взобравшись на холм, он остановился, оглядывая с высоты быстро приближающуюся толпу. Следовало поторопиться.
Рванув зубами зарядец, Иван высыпал порох в ствол, туда же отправил пулю, залудил шомполом, натряс затравочный порох… улыбнулся – пищаль оказалась хорошей, с кремневым замком – не надо было возиться с фитилем. Дождался, когда у бегущих впереди людей стали хорошо видны белки глаз, и с хохотом выстрелил в сторону. Не дожидаясь, пока развеется дым, замахал руками, закричал, привлекая внимание.