Остановившись на развилке, Иван сориентировался по нарисованному плану: ага, повертка направо – вот она. Крест в деревянной нише, с иконой… Значит, правильно едет – повертка сия в Троице-Сергиеву обитель. А вон и паломники.
Перекрестившись, Иван напоил коня в ближайшем ручье и, никуда не сворачивая, поехал дальше. Погода постепенно становилась лучше: ветер усилился, посвежел, быстро разгоняя тучи, и вот уже над дальним лесом, над березовой рощей, над гречишным полем, над лугами с васильками, одуванчиками и клевером вовсю засияло солнце!
Иван повеселел, расстегнул широкий казакин – жарко. Одет юноша был неброско: серенькая рубаха, короткий зипун, казакин темного цвета, все безо всяких украшений, простое, работавшее на образ разорившегося служилого человека, какие во множестве шастали по всем российским дорожкам, сбиваясь в воинские отряды и откровенно разбойничьи шайки. Собственно, во многом именно эти люди и привели Дмитрия на московский трон. Образ дополняли привешенные к седлу колонтарь из железных пластинок с кольчугою да островерхий стрельчатый шлем – ерихонка. Ну, само собой – сабля в красных сафьяновых ножнах да длинный кавалерийский пистоль с кремневым замком, простой – гладкое ложе да трубка-ствол. Через плечо перекинута берендейка с пулями и тщательно отмеренными на пистоль дозами пороха-зелья в небольших мешочках-зарядцах. Вообще, экипирован Иван был очень даже прилично, правда, все неброское, даже чуток поржавленное, особенно колонтарь, который юноша специально подержал пару дней в сырости.
Конь – вороной жеребец сутулой монгольской породы – тоже был неказист, зато чрезвычайно вынослив. А что от него еще надо было? Да, конечно, хорошо бы, чтобы при хозяине имелся еще и слуга – боевой холоп, – а то и двое. Овдеев как раз и советовал взять Прохора с Митькой, Иван так и поступил бы, ежели бы парни не подставились князю Михайле, он ведь их наверняка смог бы опознать и что-нибудь неладное заподозрил бы.
Эх, Михайла, Михайла… Молодой князь Михаил Скопин-Шуйский, племянник опального Василия, член столь не любимого царем Дмитрием рода. Из донесений Митьки и Прохора в голове Ивана вырисовывался вполне симпатичный образ. Князь не дурак, не кичится своим происхождением, к людям любого звания относится вполне дружелюбно и даже приятельски – нечасто встречающееся качество средь высших бояр. К тому же, говорят, Михаил Скопин-Шуйский – хороший воин. И молод! Они ведь все ровесники – Иван, Прохор, Михайла… Ну, Митька чуток помладше…
Несмотря на ясное солнышко, на синее высокое небо и птичьи трели, настроение Ивана упало. Ну, хоть бы молодой князь был каким-нибудь подлецом, что ли… Или чванливым неумехой аристократом, не представляющим из себя абсолютно ничего, полным ничтожеством, умеющим только, распушив хвост, швырять родительские денежки… Так ведь нет! Судя по всему, князь был человеком достойным, и как-то не очень верилось в то, что он может возглавить какой-нибудь заговор.
Вот потому-то и мучился сейчас Иван, чувствуя себя самым последним козлищем. Нехорошее, что и сказать, чувство. Наверное, лучше было бы совсем отказаться от задания… Ну, да что говорить – теперь уж поздно. И потом… Что, среди заговорщиков не бывает людей достойных и честных? Да сплошь и рядом. И все же… все же лучше бы князь Михайла оказался ничтожеством, подлецом… Впрочем, ведь он, Иван, не от себя работает, служит… даже не царю – государству Российскому. И точно так же – Овдеев, он ведь не из личной ненависти приказал вывести из игры молодого князя, а именно что в государственных интересах, которые большей частью идут в полнейший разрез со всяким понятием о совести и чести. Так что задание, несомненно, нужно добросовестно исполнять, каким бы хорошим человеком ни был молодой Скопин-Шуйский. Рассудив таким образом, Иван немного повеселел, правда, ненадолго – все ж оставался в душе какой-то неприятный осадок.
После полудня, когда солнце стало явно клониться к закату, путник принялся подыскивать место для ночлега. Заранее, чтоб не бегать потом в темноте как ошпаренный. Выбрать где-нибудь в лесу, неподалеку от дороги, укромную полянку, привязать коня, развести костер… Нет, костер все ж таки лучше – пока не стемнело. Набрать сухого хвороста, и дыма почти не будет видно, тем более – ветер. А вот пламя костра в темноте как раз очень далеко видать. Зачем привлекать к себе излишнее внимание лихих людишек? По этой причине Иван и не хотел останавливаться в деревнях и на ямских станциях, знал – разбойники с местными явно повязаны, иначе и быть не может. Кто-то ведь их кормит, кто-то укрывает, лечит, предупреждает о появлении правительственных войск или воеводы. Убить Ивана, конечно, сразу не убьют – вряд ли польстятся на зазубренную саблю да ржавые доспехи, но все же – к чему лишние проблемы? Могут ведь и предложить вступить в шайку – как тогда отвертишься? Ведь если откажешься – смерть.
Юноша несколько раз сворачивал с дороги, выбирал местечко. Хорошо было бы, конечно, прибиться к каким-нибудь купцам, да только те, наверняка, ночевали на постоялых дворах. Разве что паломники… да и те что-то больше не встречались. Ну и черт с ними, прости Господи! Во-он – удобная балка, густо поросшая старым орешником. Внизу ручеек, песочек и места вполне достаточно для Ивана и его коня. Волков бы только не принесло ночью – потому огниво надо при себе держать… нет, уж лучше пусть костерок… нет, не горит, а так, шает. В случае чего – взять головню; волки сейчас не голодные, оттого и зимней наглости в них нет, вряд ли нападут на человека, даже близко, скорее всего, не подойдут – в лесу сейчас дичи полно.
Юноша пожалел, что не взял с собой саадак – лук и стрелы, – один пистоль, а тратить пули на тетеревов или зайцев было жалко. Честно говоря, с луком он и не очень-то умел управляться, иное дело – холодное оружие иль огнестрелы. Что касаемо последних – уж тут-то Иван мог дать фору любому стрельцу, да и саблей владел неплохо.
Быстро насобирав хворосту, Иван наколол ножом лучин и, подложив сухой мох, запалил костер, постучав огнивом. Пламя занялось быстро, легкое, почти что невидимое, и голубой полупрозрачный дымок поплыл над ручьем, медленно улетая в конец балки. Натянув меж ореховыми кустами вынутую из переметной сумы рогожку – вдруг дождь? – юноша замаскировал ее листьями, нарубил в ближнем ельнике мягких веток, положил на них казакин и, устроив таким образом лежбище, пошел к ручью. Ручеек был неглубок, прозрачен, студен, по песчаным берегам его во множестве валялись камни. Внимательно осмотрев балку, Иван обнаружил еще одну тропу, не ту, по которой спустился. Неприятно поразило то, что тропинка сия оказалась куда как шире, нахоженней, – видать, именно по ней к ручью часто спускались люди… Да не только люди – и лошади: нагнувшись, юноша хорошо рассмотрел следы копыт. Место, конечно же, посещалось и теперь в глазах путника вовсе не выглядело таким уж укромным. Впрочем, искать другое было некогда, а честнее сказать – неохота. Да и где гарантия, что оно будет лучше?
Зачерпнув котелком воды, Иван повесил его над костром кипятить и, поглядев в небо, неожиданно для себя улыбнулся. Хорошо было, покойно, тепло, даже как-то душновато, ветер здесь, в балке, почти не дул, лишь от ручья веяло прохладой. Юноша потрогал воду рукой – а не так уж и холодно, вполне можно и искупаться, смыть дорожную пыль. Найти вот только местечко поглубже… Да вот там, у тропы, вроде бы омуток, вон как играет рыба!