– А ты хорошо сражался, торговец. Слишком уж хорошо. Где научился так владеть саблей?
– У тангутов, – Баурджин брякнул первое, что пришло на ум.
– У тангутов? – удивленно переспросил Цэцэг. – Вот уж не думал, что тангуты применяют те же ухватки, что и монголы.
– Видать, переняли…
Нойон посмотрел вдаль, где над сопками, поднималась ввысь еле заметная струйка дыма.
– Подают знак своим. – Цэцэг пригладил рукой растрепавшиеся волосы. – Вернутся.
– Может быть… – честно говоря, Баурджин тоже склонялся к этому.
– Нам надо побыстрей убраться отсюда, – оглянувшись, продолжал разбойник. – Часть товаров навьючим на лошадей. Жаль вот, придется бросить повозки. Скажи, торговец, мы много бы выручили за них?
– Немало. – Молодой нойон усмехнулся – он уже принял решение. – Мы их и не бросим, продадим.
– Кто их здесь купит?
– Подождем мужчин.
– И сколько ждать? – нехорошо осклабился Цэцэг. – День, два, неделю? А если за это время сюда нагрянут разбойники?
– Не нагрянут. – Баурджин устало махнул рукой. – Смотри, вон уже и нет никакого дыма. Нет, то не разбойники – пастухи с дальних кочевий.
Взгляд нойона упал на приготавливаемых к погребению мертвецов:
– Сожалею о смерти твоего соратника.
– О чем ты? А, Нарамчи… – Разбойник цинично хохотнул. – Он был плохой соратник, слишком болтливый и жадный. Впрочем, земля ему пухом… Так я так и не понял, сколько времени ты собираешься здесь торчать?
– Пару дней. – Баурджин пожал плечами, подумав, что за это время в кочевье что-нибудь да изменится к лучшему – либо вернутся мужчины, либо придет помощь от соседей, куда, по словам Гамильдэ-Ичена, уже послали гонцов. Жаль, что соседи эти кочевали в дне пути. Ну, по местным меркам – рядом, ближе-то никого не было.
После погребения жители кочевья устроили небольшой пир, поминая усопших. К росшему у могил корявому дереву привязали колокольчики и разноцветные ленточки. Сели тут же, под деревом, разостлав широкую кошму. Выпили арьки…
Второй из оставшихся в живых разбойников – Цэрэн – подсел к Баурджину и неожиданно поинтересовался, не подходили ли к нему насчет продажи телег.
– Нет, не подходили, – нойон покачал головой. – А что, должны были?
Впрочем, вскоре подошли, уже ближе к вечеру. Точнее, не подошли, а подошла – Боргэ. Пошушукалась о чем-то с сидевшим здесь же рядом Гамильдэ-Иченом, улыбнулась:
– Спасибо тебе, торговец. Если б не ты…
– Не стоит – Баурджин отмахнулся. – Выпьешь арьки?
– Нет, – девушка покачала головой, – я ее не люблю, горькая. Наши спрашивают – не хочешь ли ты продать повозки?
– Повозки? Ого! – удивленно воскликнул нойон. – А что, у вас своих нету?
– Да сгорели. Видать, разбойники подожгли. Наши говорят, странно – вроде разбойников в той стороне, где повозки, и не было… Видно, пустили огненную стрелу.
Баурджин усмехнулся – что-то не видал он никаких огненных стрел, зато слышал кое-что от Цэрэна. Оказывается, ушлый малый этот разбойный парень, ишь как хитро все рассчитал! Воспользовавшись нападением, пожег местным повозки. Молодец, далеко пойдет… если раньше не сломит себе шею.
Нойон наклонился к девушке:
– За сколько вы хотите их купить?
– Один из ваших, вон тот, – Боргэ кивнула на Цэрэна, – сказал, что повозки ваши очень хорошие, тангутские, крепкие… надолго, мол, хватит. Просил недешево… Да мы согласны, согласны – все равно повозки нужны. Вдруг придется срочно откочевать, это ведь не наши земли – хана Джамухи.
– Ах, вот оно что, – Баурджин сделал вид, что удивлен. – Значит, это Джамуха вас сюда позвал?
– Ну да, он, – согласилась девушка. – И не только нас – всех прочих. Ох… кого только не позвал. Великое множество. Есть и христиане, как мы, но хватает и язычников, дикарей немытых, – Боргэ презрительно прищурилась, – как те, что на нас напали. А ведь Джамуха клялся, что никто никого трогать не будет – и что выходит?
– Да, – улыбнулся нойон. – Я смотрю, у Джамухи много всякого отребья.
Девчонка хлопнула себя ладонями по коленкам:
– Вот, правильно ты сказал – отребье!
Баурджин поспешно отвернулся, скрывая довольную улыбку, – хорошая была новость. Если у Джамухи так идут дела…
– Нойон, хочу с тобой выпить! – пьяно улыбаясь, на кошму опустился Сухэ с туго перевязанной тряпицей правой кистью. Вот его только тут и не хватало.
– Нойон?! – Боргэ навострила уши.
– Это меня так прозвали наши, – широко улыбнулся Баурджин. – За меткий глаз и острую саблю – вовсе не лишние у нас, купцов, вещи.
– Нойон… – негромко повторила Боргэ. – А тебе идет это прозвище!
Позади, со стороны гэров, вдруг послышались тревожные крики и шум.
– Смотрите, смотрите! – кричали женщины и дети. – Там, за лесом…
За лесом поднималась пыль. Кто-то скакал… Чей-то отряд… Разбойники!
Прав оказался Цэцэг – они возвращались!
И что теперь? В лес не убежать – выловят, он здесь, вблизи берега, редкий.
– Быстро поставьте телеги вокруг гэров! – вскочив на ноги, громко скомандовал Баурджин. – Кто хорошо бьет из лука?
– Все, господин!
– Ой, – нойон зажал руками уши, – да не гомоните вы так, девушки! Слушай мою команду. Стройся! Ну, что вылупились? Говорят вам, постройтесь в ряд. Да побыстрее – враги ждать не будут.
Возникшая было паника быстро прекратилась – вдохновленные невозмутимой деловитостью Баурджина женщины выстроились нестройной шеренгой и замерли в ожидании дальнейших указаний.
Нойону очень хотелось рявкнуть – «Рравняйсь! Смир-на!» – но приходилось сдерживаться, вряд ли б его сейчас поняли.
– Итак, – четко бросая слова, Баурджин ставил имевшемуся в распоряжении войску боевую задачу. – Судя по пыли, имеем в приближении врага, в количестве… гм… ну, примерно, пол-эскадрона. В общем, человек двадцать – не так уж и много. Из лука все бьют?
– Все! – отозвались нестройным хором.
Ну, понятно. Мог бы и не спрашивать.
– Возьмите свои луки, запас стрел. Ты, ты и ты – засядете во-он за той повозкой, ты, черноглазая, старшая. Поняла? Не слышу ответа?
Черноглазенькая девчонка вскинула голову:
– Поняла, господин!
– Вперед, исполнять! Теперь – вы. – Баурджин повернулся к остальным. – Вы трое… и еще ты, Боргэ – за гэр, в кусточки, сидеть, не высовываться, пока не крикну. Вы, бабушки… Быстро уведите детей в овражек, ну и дальше, по возможности – за реку. Брод здесь есть?
– Есть.